– А то не они! – понеслось из толпы с разных сторон – В топку их! В расход! В сибирь их направить, и пенсию положить как всем! – неслось отовсюду – Да нужны они там, только землю русскую испоганят, давай их на необитаемый остров! Мальчиков на один, девочек на другой, пускай друг с другом отношения строят! – со всех сторон послышался одобряющий смех заждавшихся спектакля зрителей, на площади почувствовалось потепление. Поняв это, лидер продолжил:
– Спокойно, спокойно – крикнул он. Переждав пару секунд, продолжил – Мы все-таки цивилизованные люди, давайте судить их по-человечески…
– По-человечески? Скажите это моему сыну, который умер, так и не дождавшись человеческого лечения. Голову им рубить, вот так – надрывно кричала женщина, махая рукой со сжатым кулаком. «Правильно» – кто-то поддержал женщину.
– А они что там делали, когда мы жили не по-человечески, а? – послышалось с другой стороны – Вешать их надо, чтобы другим неповадно было!
Настроение толпы, потеплев, становилось враждебным. Лидеру было понятно, что для столицы такое относительно небольшое скопление людей на площади было именно оттого, что основной массе не требовалась кровь, и здесь собрались те, кому надо было удовлетворить свою кровожадность или чувство справедливости. Но более половины были простые зеваки, иначе с арестантами могло произойти что угодно. Ему предстояло принять крайне непростое решение: с одной стороны, надо удовлетворить толпу, с другой – престиж страны. Он постарался найти нечто среднее:
– Хорошо-хорошо, я вас понимаю – начал он, пытаясь перекричать толпу. «Да успокойтесь вы», кричали в толпу его помощники. Ему предложили мегафон, но он отодвинул его рукой – Предлагаю конфисковать все имущество, у них и их родственников, а потом выгнать из страны. Кто-нибудь их приютит, как вам такое предложение?
– Конфискуем и без всяких соплей! – шмыгнул кто-то носом. Вокруг вновь завертелось – Придем и отберем! Пускай пострадают с наше, а потом уже на виселицу за грехи свои! Ишь, страх потеряли, все законы под себя пишут, своих же продают! – толпа угрожающе начала придвигаться к заключенным. Одно неверное действие или слово, и толпа вполне могла легко раздавить их. При таком раскладе мог пострадать и лидер. Немногочисленные милиционеры придвинулись ближе к нему, прикрывая собой. О защите заключенных они не думали. Те же сидели понурые. Похоже, они были единственными, кого совершенно не волновало происходящее вокруг.
Между милиционерами из толпы неожиданно будто выпал молодой человек, на вид лет тридцати-тридцати пяти. Повернувшись к толпе, подняв руки вверх и махая ими он, хрипя, начал кричать в толпу:
– Стойте! Да стойте вы! Вы озверели, что ли уже совсем? – первые ряды отпрянули назад. Возникла небольшая давка. Где-то заплакал ребенок. Некоторые с удивлением посмотрели в ту сторону: зачем сюда детей тащить? Народ с интересом разглядывал новое действующее лицо.
– Вы уже совсем забыли о том, кто вы? – не встречая сопротивления ни с одной из сторон, зычно продолжил паренек. Делая секундные перерывы между фразами, он продолжал – посмотрите на себя!… Вы же русские!… Православные!… Одумайтесь, ведь Он смотрит на вас!… – указательный палец взмыл в небо. Кто-то поднял голову вверх, пытаясь там что-то рассмотреть – Нельзя их казнить!… Ну, не демоны же мы!… Очнитесь, православные! Не уподобляйтесь им! – теперь палец указывал на тройку заключенных.
