С лакеем Алексашкой, прислуживавшим в загородном имении графа Владимира Владимировича Мусина-Пушкина, Мазурин познакомился в один из ненастных осенних вечеров на постоялом дворе, куда часто забегали любители выпить со всей округи. Пропустив пару стаканчиков за счет Мазурина, Алексашка разоткровенничался:
– Наша матушка-графиня, урожденная Елизавета Бекман, сожительствовала с графом Владимиром Владимировичем ажно с 1861 года. Но поскольку у нее детей от графа не случилось, то он и жениться на ней не желал. А тут вдруг она сказала ему по секрету, что готовится стать матерью. Граф, как честный человек, тотчас принял решение сочетаться с Елизаветой Иммануиловной законным браком по церковному обряду. Но уже в то время брат графа Алексей Владимирович заподозрил Бекман, как он сказал, в «инсинуациях»… Барское слово! Черт его знает, что оно означает… Только младший брат твердо заявил, что у нашей барыни-сударыни никакой беременности нет и в помине. Что, кстати, подтверждал и местный дохтур, вызванный графом для освидетельствования беременной. Тем не менее Владимир Владимирович как-то ночью разбудил всех домочадцев и прислугу и сообщил радостную весть, что его законная супруга удачно разрешилась от бремени и родила дочь. А третьего октября девочку окрестили, назвав Александрой, и занесли в метрические книги законной дочерью графа. По этому случаю граф и позволил нам отлучиться из дома и удариться в загул. А я вот решил выпить за здоровье новорожденной…
Мазурин сразу почувствовал в этой истории запах жареного и потому заказал еще штоф водки, угостил Алексашку и стал его расспрашивать о подробностях. Наконец тот признался, что барыня держала все время возле себя двадцатилетнюю крестьянку Аграфену Азаеву. Вот та действительно была на сносях…
Большего Мазурину знать и не требовалось. Вооружившись пером, бумагой и чернильницей, он вернулся в свой номер и принялся сочинять послание дворянину Мусину-Пушкину. В том письме имелись и такие слова: «…Если Вы не желаете, чтобы позорная история, связанная с появлением на свет незаконнорожденной дочери Александры, стала известна всем, то можете купить мое молчание. Цена сравнительно невелика – знаки ордена Владимира, принадлежавшие Вашему прадеду генерал-фельдмаршалу Мусину-Пушкину… Встретимся 4 октября вечером у Лебяжьего пруда. Ваш Доброжелатель».
И эта встреча состоялась. Больной граф с трудом дотащился до указанного места. При нем находились требуемые регалии. Поначалу он согласился расстаться с семейной реликвией, только бы не навредить любимой женщине и ее ребенку. Он до последнего момента не верил в то, что был обманут супругой. Завидя же Мазурина, граф переменил свои намерения. Тяжело опираясь на трость, он подошел к нему и тут же спросил:
– Почему это вы так уверены, что Сашенька не моя родная дочь?
– У меня есть серьезные основания так считать, – ответил Мазурин.
– Я не стану вас допрашивать, – печально произнес Владимир Владимирович, держась за грудь (похоже, у него сильно болело сердце). – Однако я решил ордена вам не отдавать! Хотя и собирался сделать подобную глупость в самом начале. Но меня не поймут родственники и осудят потомки. Этот орден никогда не покинет стен родовой усадьбы нашей семьи! Слышите вы меня, бесчестный человек?! – Граф, не выдержав взятого тона, уже кричал, потрясая набалдашником трости перед его физиономией.
