После того, как два взрослых человека, два кадровых офицера попытались спасти раскисшие бумаги, накрыли промокшее зелёное сукно какими-то тряпками, надели на малыша штанишки и препроводили непоседу снова умываться, общим собранием было решено поместить удальца в кабинете Процянко, но при одном условии: он не будет ни к чему прикасаться, а будет играть на диване, иначе папу посадят на гауптвахту, и папа не купит мороженное.
Нимало не подумав, малыш утвердительно кивнул головой и действительно минут десять сидел на диване тихо, перебирая в картонной коробке какую-то ерунду. Коробку принёс Виталий Матвеевич, пересыпав в неё из закромов всякую мелочь для развлечения дитяти.
Процянко уже было внутренне возрадовался, да рано.
– Дядь, а сто это? – малыш протянул пустую баночку из-под сапожного крема.
– Крем, сапоги чистить, – вздрогнув ответил старший лейтенант.
– Дядь, а сто такое клем?
– Это… это такая штука… чтобы сапоги блестели.
– Дядь, а у тебя есть сапаги?
– Есть.
– А где ани есть?
– В шкафу стоят?
– В каком скафу?
– Вот в этом.
– А засем ани там стаят?
– Потому что я их туда поставил?
– А засем ты их туда паставиль?
– Извини, дружок! Ты мне мешаешь работать.
– А засем тибе лаботать?
– Я занимаюсь важным делом, а ты мне мешаешь. Помолчи, пожалуйста, хорошо?
– Халасо.
Пять секунд тишины.
– Дядь, а это сто? – малый крутил в руках поломанную кокарду.
– Это от военной фуражки. Кокарда.
– А засем какалда?
– Чтобы знали, что ты военный.
– А засем ваеный?
– Господи! Я просил тебя помолчать, мне надо работать.
Ещё пять секунд тишины.
– Дядь, а это для сиво?
– Это… – несчастный старший лейтенант обомлел: в руках у малыша он увидел кобуру. – Не трогай! Положи немедленно! Это нельзя!
Процянко пантерой метнулся из-за стола и мигом выхватил кобуру. Кобура была пус-та-я!
– Где ты это взял! – почти заорал он. – Где взял?! Отвечай!
Лицо младенца сморщилось, предвещая рёв, и в глазах даже появились слезинки.
– Скажи мне, где ты взял эту штуку, а то… а то… – Процянко понятия не имел, что будет, «а то» … Наконец счастливая мысль посетила растерянного старшего лейтенанта: «А то я твоего папу уволю!»
Незнакомое малышу слово неожиданно произвело нужный эффект.
– Я это взяль там. – он указал пальчиком на тумбочку.
Молния воспоминания вспыхнула в мозгу Процянко. Он метнулся к тумбочке и мгновенно выдвинул ящик. Слава всевышнему! Пистолет лежал внутри.
– Никогда! Слышишь, никогда нельзя брать это! Чужие вещи брать нельзя! Понятно?
– Я иглал!
– Чужие вещи – не игрушка!
Шкодник молчал, насупившись.
Немного успокоившись, Процянко спрятал пистолет в кобуру, кобуру положил в сейф, закрыл его, проверил, убедился, что закрыто надёжно, покосился на малыша, подумал и зачем-то проверил ещё раз, сделал шаг к столу, но почему-то вернулся к сейфу, попробовал покрутить ручку, повертеть колесо, колесо не поддавалось, тогда он с облегчением выдохнул и лишь затем вернулся к делам. Однако на этом ничего не закончилось.
– Дядь, поиглай со мной! – попросил младший Малиновский и попытался влезть и на стол Процянко.
– Нет! Мы договаривались, что ты будешь сидеть тихо на диване. Договаривались?
– Дагараливались!
– Вот и сиди тихо.
– Эта сто у тебя? – маленький пальчик указывал на погоны.
– Это погоны, моё звание.
– А как тибя звать?
– Меня дядя Миша звать.
– А засем тибе пагоны?
– Чтобы знали, что я офицер?
– А засем ты афисель?
– Офицер, это начальник над солдатами. Твой папа солдат, а я его начальник.
