‒ Знаю, поняла. Во сколько?
‒ Часиков в семь подойдет? ‒ предложил Илья, взглянув на часы.
‒ Хорошо. Только уж сам не опаздывай.
‒ Не опоздаю. Приходи. Ну все, целую. До вечера.
‒ До вечера, Илья…
Жизнь определенно налаживалась. Положив телефон на стол, Илья взглянул на новую картину ‒ на ней уже вились изломанные ветви хищных деревьев. Темные ветки на красноватом фоне выглядели впечатляюще. Был ли это реальный мир? Возможно. Каждая ночь оставляла в памяти Ильи массу смутных впечатлений ‒ он сознавал, что утром вспоминает лишь малую часть того, что видел во сне. Но даже то, что он помнил, вызывало в его душе восторг. Десятки, сотни сюжетов. Невообразимые миры ‒ для описания некоторых из них просто не находилось слов.
Разумеется, его интересовало, откуда все это берется. Два дня назад, в очередной раз встретившись с Виктором в ресторане, Илья задал ему этот вопрос.
‒ Просто ты стал свободным, ‒ ответил Виктор. ‒ Свободным от себя.
‒ И что это значит? ‒ не понял Илья.
‒ Это значит, что сны большинства людей являются блужданием в собственном подсознательном. Их сны нереальны.
‒ Ну так все сны нереальны, ‒ не удержался от замечания Илья.
‒ Не все, ‒ покачал головой Виктор. ‒ Наше сознание способно проникать в самые отдаленные миры. Но в своем исходном виде оно поглощено заботами, страхами, переполнено моральными терзаниями и прочей чушью. Все это держит нас не хуже якорей. Поэтому наши сны являются отражением этой свалки хлама. В таких снах мы занимаемся умственной мастурбацией ‒ назвать это по-другому я не могу. Барахтаемся в своем маленьком душном подсознательном мирке, боремся с порожденными нашим же сознанием химерами, не понимая, что за стенами нашего убежища кипит совсем другая жизнь. Кольцо приобщило тебя к силе. Эта сила позволила тебе открыть дверь и выйти наружу. Теперь ты свободен и можешь видеть тысячи реальных миров.
‒ Хорошо, а как можно отличить реальный мир от нереального?
‒ Прежде всего, по яркости. Подсознательные сны всегда серые, тусклые. Реальные же миры очень яркие, с сочными красками… ‒ Виктор на пару секунд замолчал, что-то вспоминая. ‒ Разговаривал я как-то с одним священником ‒ ехали вместе в купе. Видный какой-то поп, архимандрит вроде бы. Не зря же в «СВ» ехал ‒ плоть свою умерщвлял, ‒ он саркастически усмехнулся. ‒ Ну, начали с ним за жизнь говорить, и как-то разговор у нас сам собой на сны перешел. Батюшка говорит: во сне на нас действует лукавый, поэтому снам верить нельзя. Верно, говорю, батюшка. А что такое лукавый? Это весь тот хлам, который мы вбили себе в голову. Именно этот хлам и не дает нам вырваться на поверхность. Потому и сны у нас такие темные, мрачные. Батюшка мой, понятное дело, не соглашается ‒ говорит, что сны верующих наполнены светом и радостью. Вздор, говорю, батюшка. Пока человек не освободится от всего того, что его держит и ограничивает, он так и будет купаться в болоте подсознания. А ограничивают нас не только грехи, но и мнимые добродетели. И навязанные нам церковными догматами добродетели держат нас не хуже цепей грехов. Батюшка мой, понятное дело, не согласился, начал какие-то цитаты из Библии приводить ‒ как доказательство. А я ему в ответ: «Батюшка, да ведь я об этом и говорю. Библия ‒ те же самые догматы. Вы шагу не можете ступить без того, чтобы не свериться с Библией. Опутаны словами праведников, как цепями ‒ о какой свободе вы можете говорить? У вас есть лишь одна свобода: поклоняться своему Богу». Ну, тут батюшка мой совсем осерчал, замкнулся. И больше со мной не разговаривал. А ведь я ему правду говорил: верующий точно так же болтается в своем подсознательном, окруженный добродетельными страстями, как грешник ‒ в окружении страстей греховных. Разницы никакой. Собака может быть белой, может быть черной. Но все равно она будет собакой…‒ Виктор потянулся к бутылке с коньяком, наполнил бокалы.
