Во двор въехал груженый «газик» и остановился напротив их подъезда. Дверь открылась, и оттуда выпрыгнул щуплый, подвижный, будто на шарнирах, мужчинка. Вслед за ним из кабины вылезла сдобная тетенька в ситцевом халате и косынке на голове. Ромка отложил кусок пластилина, вслепую дотянулся до отцовского цейсовского бинокля и направил окуляры на тетеньку. Что-то в ней было не то… Раман усиленно вглядывался в женщину, пока, наконец, не понял, что именно не давало ему покоя – неестественный зазор между лбом и косынкой. Господи, так это же бигуди!
Приехавшие открыли борта грузовика и выпустили из кузова двух грузчиков и белобрысого мальчишку – ровесника Ромки. Началась обыкновенная суета, связанная с новосельем. Семья эта, скорее всего, въезжала в пустующую на четвертом этаже квартиру, прямо под Садо. Раньше в семьдесят девятой жила жизнерадостная патологоанатом Виктория И с мужем Владимиром, тремя дочерьми и внуком Дениской. Виктория Борисовна была единственным человеком, с которым Мурка-Гитлер связываться опасалась. «Из всех врачей только патологоанатом чувствует себя совершенно комфортно – на него никто не жалуется», – шутила тетя Вика. Не иначе как врачебная специальность неунывающей кореянки наводила на копающуюся в почве Марью Георгиевну суеверный страх. Кто знает, что на уме у басурманки, каждый день имеющей дело с теми, кому прямая дорога в землю? И шуточки эти ее дурацкие…
Другие бы, на месте девочек И, пользовались своей безнаказанностью, но Александра, Таисия и Светлана считались детьми воспитанными и видов на Муркины клумбы не имели. А то, что Света раз в год, одиннадцатого мая, аккуратно срезала ножницами пять белых нарциссов с гофрированными трубочками (кто бы заметил!), – не считается. Цветы предназначались хрупкой, как и сами нарциссы, Жене на день рождения. Ромкина мама – библиотекарь носила Свете редкие книжки, порой на одну ночь, за что девочка была очень благодарна. А потом младшая дочка Виктории Борисовны, не дождавшись результатов приемной комиссии бауманки, все бросила и уехала строить БАМ2. Оптимизм Виктории Борисовны и здесь не подкачал: «Кто куда: кто в МАИ3, кто в МЭИ4, а моя Светка тоже на три буквы!». А вот Ромка расстроился. Он был влюблен в Свету. Но, с другой стороны, с ее отъездом отпала необходимость решать для себя, кого же он больше любит – младшую И или Венеру Билялетдинову. Влюблялся Ромка часто и помногу. Что делать? Горячая южная кровь, хоть и разбавленная русичами да вятичами, кипела в Рамане Садо с того самого момента, как он ощутил себя не просто живым существом, а именно мальчиком. Помимо подъезда у него имелись влюбленности в обеих школах, во дворе, в прачечной, в магазинах «Диета» и «Детский мир». Только тетки из булочной не котировались. Ни возраст, ни конституция тела, ни цвет глаз или волос не имели для него никакого значения. В женщине, по его убеждению, важна не красота, а «мано́к». Заключаться он может в чем угодно: в движении бедер, особенном жесте, запахе, улыбке, поволоке в глазах, смехе… А если внешние данные сочетаются с «манко́м», тогда это однозначно любовь…
Из воспоминаний о Свете И, об ее особенном голосе: тихом и немного сиплом; о манере говорить: с легкой паузой в одну четвертую; о полуулыбке на чуть выпирающих вперед, готовых к поцелую губах Ромку вытолкнул неприятный звук. Толстой тетькой с авоськами, что спиной втискивается в автобус, звук грубо выпихнул образ Светы, и пробудившийся от грез Раман очнулся в Муркиной «оратории». От слова «орать». Не иначе кто-то залез в цветник.
