Договорить о своих способностях он не успел. Коля носком ботинка отшвырнул стебельковскую зажигалку в угол комнаты – под трехстворчатый Мишин гардероб, и чекист, машинально проследив за её движением, отвел взгляд от двери. Скрябину этого хватило, чтобы вырвать из его рук дверь, захлопнуть её и просунуть в ручку чью-то лыжную палку, которая с самой зимы стояла в коридоре коммунальной квартиры.
Только после этого Николай обратился к другу:
– Ну, ты цел?..
Впрочем, и так было видно, что ничего по-настоящему плохого с Мишей случиться не успело.
Когда несколькими минутами ранее Скрябин глядел на зашторенное Мишино окно, когда отпирал дверь коммуналки (отпирал не ключом), когда сквозь замочную скважину заглядывал в Мишину комнату, он уже рисовал себе если не кончину своего друга, то, по крайней мере, последнюю степень его увечий.
– Цел, цел, бежим отсюда… – прошептал Миша, и они с Николаем вылетели на лестничную площадку.
Они успели заметить, как заблокированная дверь начала дергаться, сотрясаемая Стебельковым, но – не видели, что продолжалось это всего несколько секунд. А затем – как раз в тот момент, когда друзья покидали злополучную квартиру, – в Мишиной комнате раздался звон бьющегося стекла.
Спускаясь по скату крыши к пожарной лестнице, Скрябин умудрялся смотреть не под ноги себе, а на стрелка, который также не отрывал от него взгляда. Всем сердцем Николай сожалел о том, что его особый дар позволяет ему воздействовать только на неодушевленные предметы. Он бы с радостью дал сейчас чекисту хорошего пинка, а то и вовсе сбросил бы его с крыши.
«Чего он ждет? – думал Коля. – Ведь есть же у него запасная обойма! Или всё-таки…»
Соображение насчет обоймы не было догадкой: в правом кармане стебельковского пиджака топорщился характерный предмет – узкий параллелепипед.
Николай взялся за поручни лестницы, ступил на верхнюю перекладину и на долю секунды отвел взгляд от лица Стебелькова. В этот момент и прозвучал выстрел.
Раздался вскрик, и капитан госбезопасности издал победный возглас: на рубашке Николая, на груди, поверх засохших пятен крови появились новые пятна бурого цвета. Стебельков вскочил на ноги – и тотчас понял, как непростительно он ошибся! Кричал другой парень – тот, который оставался за трубой. Пуля же ударилась в пожарную лестницу, и Скрябина обдало ошметками ржавчины.
Стрелок начал материться с чудовищной злобой, а Коля с торжеством подумал: «Всё-таки девять!..» До последнего момента он не был уверен в том, что Стебельков воспользовался известным трюком: снаряжая пистолет, послал один патрон в патронник, а затем вставил в обойму дополнительный заряд взамен ушедшего. В мгновение ока Скрябин перебрался с лестницы обратно на крышу.
– Давай! – закричал он Мише. – Давай!..
И тот ринулся к пожарной лестнице, оттолкнувшись спиной и локтями от вытяжной трубы.
Коля понял, что друг его оттолкнулся чересчур сильно, и хотел уже крикнуть ему: «Притормози!», но не успел. Перенося вес на поврежденную правую ногу, Миша потерял равновесие и начал валиться вперед. Николай бросился ему на помощь, но на миг позже, чем следовало – отвлекся на Стебелькова, который выщелкивал из рукояти «ТТ» пустой магазин.
Если б не это, для Николая и Миши всё тотчас бы и закончилось. Они оба слетели бы с крыши, поскольку одной рукой Коля своего друга не удержал бы, а вторая его рука была занята портфелем, выпускать который он явно не собирался. Но – Николай замешкался, успел только вполоборота развернуться к Мише, и это спасло дело.
