Мы почти одновременно протиснулись в дверную щель и остановились неподалеку от холма в высокой влажной траве. Комары куда-то пропали, было тепло и безветренно, а на черном, как заслонка, небе не светилось ни одной звезды. Наверное, пришли тучи. Иштар сползла с моего плеча за пазуху и пыталась угнездиться на сон, я машинально придержала ее за упругую спинку.
Серый Брат, еще более невидимый, чем в Саду, сопел напротив меня. Надо было что-то спросить, но слова никак не подбирались. В конце концов я еле выдавила:
– Слушай… это… оно, как бы… настоящее?
– Ни поняль.
– Этот Сад правда есть?
– Канечна, – удивился Серый Брат. – Эта часть мира. Как нэбо, зэмля…
– То есть ты видел то же, что и я?
– Нэт.
– Блин, а можно яснее?! – гаркнула я на него, как на Савву, тупящего за уроками, и, снова запоздало спохватившись, пропищала голоском Ирочки Солнцевой: – Ой, прости. У меня просто стресс. Я хотела спросить, почему я видела яблоки, когда в ваших брошюрах написано про инжир.
Серого Брата резкие переключения моих личностей почему-то не удивили. Он почесал себе бороду затушенной свечой и доходчиво объяснил:
– Сад видна всем разна: каму яблок, каму инжир, каму што – но он есть. Эта такие идеи. Платона знаишь?
– Кого? – тупо переспросила я. Платоном в моем окружении звали только одноклассника Арины. Это был противный пухлый пацан, по которому плакала детская комната полиции. Другие Платоны в голову не шли – имя вроде редкое…
– Платон, – повторил Серый Брат. – Каторый атсюда живет налево, – он вытянул, соответственно, левую руку. – Каторый тожи видит Сад и писал пра Идеи. Умный кхалду. Панимаишь?
Я медленно подняла голову и всмотрелась выпученными глазами в то место, где мутно белело его лицо. Кхалду… Какое-то смутно знакомое слово. Кхал… Хал… Может, халдей? Кажется, в древности так называли ученых… И тут до меня дошло, что Серый Брат имеет в виду древнегреческого философа Платона. Ничего себе образование у этого оборванца!
– Откуда ты знаешь про Платона и почему он живет налево? – спросила я в лоб, махнув рукой на Ирочку Солнцеву и ее сюсюканье: все равно с ним почему-то плохо получалось прикидываться не собой.
– Знаю через Сад. Налево, патамущта он живет… нэ сейчас. И нэ потом, – Серый Брат вздохнул и замолчал, выбившись из сил в борьбе с русским языком, но тут у меня наконец-то включились мозги, и я сама сообразила, что он говорит о времени. Слева у него, видимо, располагалось прошлое, а справа – будущее.
– Слушай… Сукайя, – с некоторой запинкой произнесла я прозвище Серого Брата. – А ты… где живешь?
– Здэсь, – быстро ответил он, и тональность его голоса даже без лица выдала включившееся напряжение.
– Хорошо, – не сдалась я, – но ты ведь не любишь Ратибора, правда? И ты не выпускник детдома. И, прости, я не верю, что ты потерял память. Так зачем ты здесь?
– А ти?
Да, вопрос не в бровь, а в глаз.
– Ну, я хотела научиться слышать Мать-Вероятность… – Серый Брат откровенно хмыкнул, и я досадливо замолкла. Двойка мне и за актерское мастерство, и за полицейский профессионализм. Хорошо хоть он иностранец и сам чего-то боится!
Подумав пару секунд, я решила сменить пластинку и держаться чуть ближе к правде:
– Ладно, я журналист. Мне просто стало интересно, что тут происходит, вот я и пришла. Прочитала про вас в интернете. Я думала, здесь людей обманывают, а оказалось, что… В общем, ты понял. Ну, теперь рассказывай, что ты-то здесь делаешь?
