К концу июля их высадили из вагонов. Нужно было перебираться на другой берег реки, а мост был разбомблен. Переправляли людей на другой берег баржами, лодками рано утром до рассвета: бакены, указывающие путь, ночью не светились, чтобы не показывать противнику реку, днём могли бомбить. Это утро было началом второго самого страшного дня в жизни Маруси. Она с сыном была на палубе баржи, тесно заполненной людьми, в основном – перепуганными детьми, воспитанниками детского дома, основная часть которых была переправлена вчера. Внезапно налетели самолёты и стали расстреливать из пулемётов баржу и остальные судёнышки, перевозившие людей. Убили рулевого, и баржа беспомощно села на мель. Два самолёта один за другим заходили на цель и расстреливали детей. Уже было достаточно светло, баржа стояла неподвижно, и лётчики не могли не видеть, в кого они стреляют. Лёгкая цель, почему не пострелять.
Маруся стояла, с беспомощной яростью глядя, как ей казалось, прямо в глаза этим убийцам, пока они, отстрелявшись, не улетели. Безумие снова подкатило к ней: все на палубе были убиты или ранены, она увидела лежащего рядом окровавленного Сашу, дико и страшно зарычала, схватила его, и не сразу до неё дошло, что он жив. Она лихорадочно стала ощупывать его с головы до ног, потом поняла, что он в крови воспитательницы детдома, которая была убита и, падая, закрыла своим телом Сашу.
Потом она ещё много-много лет видела один и тот же сон: на неё, окруженную детьми, своими и чужими, налетают живые страшилища-самолёты с чудовищными пастями, полными огромных клыков. Они с железным хохотом: ха-ха-ха, ха-ха-ха-ха-ха – убивают всех вокруг, и Маруся с криком и плачем просыпалась. А тогда спасатели, совсем молодые ребята, которых ещё не призвали в армию, да несколько взрослых из эвакуированных, которые с берега видели всю трагедию, хотели переправить её на другой берег и передать в эвакопункт, но обезумевшая Маруся крепко прижимала Саню к себе, совсем по-звериному рычала, рыдала и не подпускала к себе никого. Трапы для спуска с бортов баржи на лодки были аварийные, из каких-то канатов, и спускать по ним беременную, не в своём уме женщину с ребёнком, сопротивляющуюся изо всех сил, неизвестно откуда взявшихся, было просто невозможно. Ребята позвали на помощь:
– Илья Маркович, помогите нам! Мы тут не можем справиться.
С кормы баржи поспешил к ним Илья Маркович, аккуратно переступая через тела погибших, и сразу понял ситуацию с Марусей. Он подошел к ней и со словами «Всё кончилось, девочка, всё кончилось» обнял её вместе с её сыном и огромным животом и стоял так долго-долго, пока она не пришла в себя. Снова пришла в себя ради детей. Илья Маркович, крепко держа её с Саней своими большими руками, осторожно повёл её к борту баржи, потихоньку говоря неважно какие слова, лишь бы она снова не отключилась. Возле трапа он уговорил Марусю посмотреть, как ребята переправят в лодку сначала Саню, а потом её. Но она доверила ребёнка только Илье Марковичу – такому огромному, доброму, заботливому, как её папа в детстве. Ребята подстраховали её спуск с двух сторон, а потом спустился в лодку Илья Маркович с её Санечкой.
Для эвакуированных было выделено помещение небольшой начальной школы, которая пустовала по поводу летних каникул. Здесь они должны были прожить в карантине 10 дней, прежде чем их отправляли дальше, в республики Средней Азии. Карантин был обязателен. Совсем недавно в одной группе эвакуированных вспыхнула какая-то инфекция. Врачей не было, лекарств не было, их просто изолировали в одном из классов. Один за другим они умирали от высокой температуры. Из 18 человек осталась в живых одна девочка, которую болезнь не затронула.
