Охво покачал головой:
– Учитывая то, где мы находимся, удивительно, что тут вообще есть кто-то не с отвисшей грудью.
Я посмотрел на Охво и стараясь не смеяться, спросил:
– А как же Рита? Вроде бы, у неё что-то там есть.
Помощник деловито покачал головой и не согласился:
– Нет никакой уверенности, что это женщина. Или даже человек.
Я прыснул и согнулся пополам. Со стороны веранды послышался звонкий голос Марьянчика:
– Александр, вы там идёте? Меня Венечкина личность ввергает в такое уныние, что могу и напиться.
Я встал с кресла и крикнул в открытую дверь:
– Уже иду!
Охво недовольно хмыкнул:
– Будто он и так не напьётся.
Я укоризненно покачал головой, глядя на помощника. Тот сделал вид, что не понял, о чём речь и мы вышли из библиотеки. Марьянчик сидел в кресле за столом и ковырял рыбу. Венедикт по-прежнему был погружён в книгу, но плед он уже снял и сидел, закинув чёрный высокий замшевый ботинок на колено. Я машинально глянул на обувь толстяка. Голубые мокасины на босу ногу. А у меня были кеды. Наверное, Марьянчик думает, что и я «в образе».
– Ну что, мужики, скучаем? Погодка-то шепчет. Может, пока маринуется мясо, пойдём рыбку половим? Думаю, тут, может, и хариус есть. Замечательная рыбка. Любите такую, Владимир Владимирович?
Марьянчик, щурясь, посмотрел на меня:
– Да ну её, эту рыбалку, в пекло. Давайте лучше посидим, выпьем.
Я вздохнул и уселся в своё кресло:
– Ну, выпьем так выпьем.
Толстяк оживился и налил мне настойки, а себе виски. Он сразу же хотел приложиться к бокалу, но я остановил его:
– За что выпиваем?
Марьянчик призадумался, но тут же нашёлся:
– За гармонию!
Я удивлённо посмотрел на него:
– Ого. Тост так тост. А что же, ощущаете нехватку?
– У меня-то всё отлично. За Венечку душа болит.
Весельчак подмигнул мне, улыбаясь, и мы чокнулись. Венедикт поднял смурной взгляд на Марьянчика и молча отхлебнул глинтвейна. Потом поморщился и сказал:
– Холодная дрянь.
Я сделал вид, что осматриваюсь по сторонам, а потом громко прошептал:
– Вот и я так Рите сказал.
Тут оттаял и Венедикт. Он попытался просто улыбнуться, но потом закрыл лицо ладонью и заржал. А толстяк так и вообще вскочил с кресла, давясь смехом. Наконец я ощутил, что лёд между мной и гостями тронулся. Дальше дело пошло лучше. Венечка хоть и сидел с книгой, но начал то и дело отвлекаться на наши разговоры и шутки. Когда подошло время шашлыков, выяснилось, что они у Марьянчика вышли замечательно, а после шашлыков были сигары и десерт, и множество разговоров о не слишком важных вещах. Но, к сожалению или к счастью для меня, вечер закончился рано. В какой-то момент я ощутил, что больше не могу сопротивляться усталости. Несмотря на уговоры Марьянчика, я отказался умыться и выпить кофе, чтобы взбодриться и посидеть с ними ещё, а отправился спать. Сил хватило только на то, чтобы снять одежду и скинуть с кровати покрывало.
Как выяснилось чуть позже, проснулся я рано. То ли потому что лёг тоже рано, то ли потому что забыл задвинуть шторы, и рассеиваемый туманом над озером свет солнца наполнил комнату и разбудил меня. Но вероятней всего, не спалось мне вследствие того, что я долго пробыл на другой стороне планеты и пока что не переключился на новое время.
Сделав дыхательные упражнения для Настройки, я уселся в центр кровати, поджав под себя ноги. Сначала я пробежался вниманием по всем снам и их обрывкам, какие смог припомнить. Не найдя ничего интересного, я перешёл к вспоминанию того сна, который заставил меня проснуться посреди ночи и оставил после себя тревожное ощущение, не прошедшее до сих пор. Я зафиксировал своё внимание на самом запоминающемся образе из того сна и начал дышать особым образом, показанным мне Хулианом, когда тот учил меня практике «припоминания».
