Оригами. Ничто не бывает случайно! - страница 9

– Золотая модель последней серии, лаконичность форм, отчетливость делений и явная зависть всех знакомых и потенциальных знакомых при взгляде на Вашу руку. Стартовая цена – 200 фунтов.

Хаммс утер пот со лба, предвкушая, что же может быть дальше при их цене в 190 фунтов.

Первое предложение из толпы, за ним второе, и к первому ряду тянется гражданин в черной шляпе, за ним следует повышение от дамы в бежевом кашне, расположившейся поодаль от основного скопления, звучит сумма «440!», «480», «520! 520 раз, 520 два, 520 три! Продано!» Мгновенно за ними последовали и вторые, третьи, десятые, двадцатые и, наконец, крайние, с сапфирным отливом циферблата и замшевыми краями ремешка.

Опускаю подробности и момент, как неохотно расходилась ожившая толпа, и перехожу сразу к финалу истории, когда старик Хаммс и Уильямс остались наедине у опустевших прилавков. Все время до этого Хаммс оценивающе молчал. И поэтому разговор начать довелось Уильямсу, снявшему шляпу и присевшему рядом.

– Мы с Вами незнакомы. Но сегодня, проходя вверх по улице, я услышал шум и заинтересовался. И ни трепещущая толпа, ни дорогой блеск не приметили мой взор. Меня поразило то, как Вы смотрели на свои работы под стеклом. Будто понимали, что расстаетесь с частью своей души. Ведь Вы вкладывали ее в каждые часы, не зная, в какие руки их приведет непредсказуемая судьба, – развел руками интригующий Уильямс и выдержал многозначительную паузу, – Вы делали их будто для себя. Будто для своего единственного сына. Слава о Вас ходит до самого Ричвуда, откуда довелось мне быть родом.

– Для Ричвуда на Вашей руке недостает часов.

– Их нет, Ваша правда. Волею судеб я избирал в каждом решении ценности, не подвластные денежным купюрам – честь, сердце, свободу. Что занесла меня сегодня сюда. Вот все собранные деньги за сегодня, и ни один цент не положен мне в карман. Я честен перед Вами, и искренне рад, если смог сделать для Вас нечто памятное добрым словом.

С этими словами Уильямс протянул широкую по своим размерам пачку ассигнаций, и ждал ответа. Хаммс, все это время смотревший в глаза незнакомцу, перевел свой взгляд вниз и сказал:

– Здесь на целых два благородных образования моей дочери, на которое я уже и не надеялся заработать своим ремеслом. Да, у меня дочь. Не сын. Она часы не носит, – с доброй улыбкой поделился Хаммс, снимая с левой руки потертые, прошедшие через время и пыль, часы, – не было за все годы труда экземпляра дороже этих. 34 года назад их завещал мне отец, и сжимая тогда их в руках, я явно осознал свое призвание. Теперь они Ваши.

– Нет, что Вы, я не могу…

– Примите, я настаиваю!

Все предшествующие и последующие слова и действия сопровождались значительными, важными, имевшими место быть, паузами.

– Торжественно клянусь беречь их и чтить память об этом дне, сведшем нас с Вами!

– Вот и славно. На днях я продам эти стены и покину Сандэй, что ютило меня все эти годы. Пора двигаться на Восток! – рассмеявшись, утвердил Хаммс.

На следующий же день, сдержав свои слова, старик вместе со своею дочерью Ханной уехали на Восток к светлому будущему, и далее история умалчивает их судьбы.

Между тем в окне автомобиля по-прежнему мелькали кирпичные здания, мы спустились к самому основанию авеню за время полета моих мыслей по дням минувшим. Эта упомянутая история наделила меня гаммой теплых чувств. Частично и в малой степени она учит, что впечатление обманчиво, и может, стоит ожидать всегда хорошего? Но этот вывод мало ожидался сегодня, ведь когда ты едешь на место совершения преступления, что ожидать хорошего? Особенно, если делаешь это под приказом назойливого Ларри.