Погасив и спрятав шарик, старик спокойно завалился спать. Эльф все ночь угукал и пускал слюни, даже сходил под себя, бедолага.
Утром Сигурд проснулся как ни в чем не бывало, обратил внимание на эльфа, распространявшего вокруг себя смрад и вонь, воткнул ему кинжал под ухо и выбросил за борт, после чего мы отправились дальше. Я был не в силах удерживать любопытство:
– Слушай, Сигурд! Это что тут было? Что за шарик такой интересный?
– Этот шар называется палантир. А был допрос. Не понял?
– А почему бы его раньше не пустить в ход? Ведь ты память эльфа просматривал? Как, вообще, смотрел?
– Смотрел память, как обычно. Как тебе в свое время. Ты не помнишь, конечно. Перед тем, как мы за столом с тобой говорили.
– Вот как. И что, если бы допрос прошел так же удачно, как этот? Чиркнул бы ножиком?
– Почему ты решил, что я ничего не видел? Твой амулет, например, висел на груди, на тонкой такой цепи. Видел я и, как ты его нашел. – Наклонился и шепнул на ухо, – или хочешь расскажу, как ты горящего раненого тащил из боя?
Да, глубокое воспоминание. Тогда адреналина я хватил с избытком.
– Хотя это все, что я видел. Да, еще как убивали тебя…
Соседи навострили уши.
Сигурд продолжил тихо, почти шепотом:
– Тебе не кошмары снились, это я память твою смотрел. Хоть и без палантира, к твоему счастью. Из-за того, что видел, вас и пожалел.
– После нападения тоже? – обиделся я.
– Нет, просто расспросить было достаточно.
Меня начала душить злоба. Так, надо успокоиться. Злоба – это неконструктивно, тем более, со своей точки зрения он был прав.
– Вернемся к эльфу.
– Палантир придумали для того, что ты видел, и еще для кое-каких вещей. Глубже проникать позволяет.
– А без него как?
– Без него заставить вспомнить то, что надо, тяжело. Почти невозможно. То, что ярко, на поверхности лежит, увидишь без труда. Или то, что связано с этим ярким. А все, что глубже… Зачем мне знать, какую тухлую кашу кто-то ел год назад? А потом в отхожем месте муравьев рассматривал? А надо заставить его вспомнить то, что тебя интересует. Палантир подчиняет себе разум того, кого ты спрашиваешь, и ты, управляя через палантир, заставляешь самого допрашиваемого искать в своей памяти то, что тебя интересует. Первые палантиры другими были, они помогали самим видеть, но таких зрелищ устраивать не позволяли. Да только потом быстро придумали, как защиту ставить. Она, к слову, помогает и тогда, когда кто-то без палантира в память заглядывает. Сам любопытствующий с ума сойдет, если вовремя из чужого разума не выйдет.
– А от такого палантира почему не защищает?
– Потому что у него обычных связей с разумом хозяина почти нет, только управляющие. Вся защита разума в палантире и гаснет.
– А разве нельзя просто не дать кому угодно в разум лазить? Тогда палантир не поможет?
– Как ты глазами запретить смотреть сможешь? И запоминать, что видел? Или слышал?
– Так что с эльфом-то было?
– Овладел я разумом его. И заставил вспомнить, что интересовало.
– А зарезал отчего?
– Все, разум безнадежно потерян. Когда с палантирами по воспоминаниям ползают, такие вещи происходят быстро. Поэтому сейчас при допросах их применяют редко, да и всегда так было. Пытки надежнее, пленные куда больше рассказать успевают. А остальное – так, подтвердить разве что.
– Слушай, а почему у эльфов защиты не было?
– Почему же, была. Я ее еще в борге снял. Пока ты отсыпался. Недостаточно умел был тот, кто ставил им защиту.
