Сухие губы жреца тронула улыбка:
– Я знал, что башня мне пригодится. А что же жук?
Жук, крадучись, уползал. Таллури дернула плечом, провожая его равнодушным взглядом, и нетерпеливо потянула жреца в сторону башни.
* * *
Крутая лестница внутри башни поднималась – вилась все выше, слепил глаза белый камень стен. В квадратные оконца вместе с солнечными бликами прорвался и свисал внутрь усыпанный мелкими розово-лиловыми цветками вьюн, и дрожали под касанием солнечных лучей серебристые нити-паутинки. Чуть щербатые ступени, осыпающиеся по кромке мелкими, в песок, камешками, деревянный, отполированный тысячами касаний, поручень – чем выше, тем больше солнечного света и меньше вьюна: так высоко он добраться не мог.
За все время подъема Энгиус не произнес ни слова. Таллури шла за ним, влекомая его сильной рукой, и ей страшно хотелось расспросить – почему он здесь и зачем они идут наверх, и еще о чем-нибудь. Лишь бы только говорить с ним. Но потом смотрела на его бритый затылок, на свисающий с пояса свиток, продетый в глиняное кольцо-крепеж, на браслет из сияющего металла (она уже видела такие и знала – это орихалк), охватывающий руку чуть выше локтя, и не решалась заговорить. Несколько раз было начинала:
– Э-э… а можно я… Простите, но мне… – но обрывала саму себя на полуслове. Энгиус ни разу не обернулся.
Ждала, что, поднявшись на самый верх, он скажет, по крайней мере, что-нибудь типа: «Вот мы и пришли» или еще что-то. Но вот они ступили на последнюю, главную, площадку башни, ровно усыпанную белой мраморной крошкой. Выше – только небо. Но жрец молчал, только выпустил ее ладонь из своей. А вслед за тем будто бы вообще потерял к ней интерес – отошел к краю, сел на пол, скрестив ноги, и погрузился в глубокое размышление. Таллури оказалась предоставлена самой себе.
На круглой площадке, обнесенной по краю зубчатой стенкой-парапетом, не было ничего. Лишь один предмет в самом центре – окованная медью большущая подзорная труба на массивном, в виде звериных лап, треножнике.
Таллури была здесь всего один раз. Но ей не позволили подойти даже к краю, полюбоваться окрестными видами, не то что к этому прекрасному прибору! Можно ли подойти к трубе сейчас? Ей ничего об этом не было сказано. Спросить у жреца? Она вздохнула и оглянулась на Энгиуса. Тот сидел не шелохнувшись, низко-низко опустив голову, в полудреме ли, в медитации, в размышлениях?
Она пришла в замешательство. Правда, ненадолго. Жрец не выказывал ни малейших признаков того, что намерен уделить ей время. А пребывать в бездействии было не в ее характере, тем более что на площадке было чем заняться. И в течение пары ближайших часов Таллури переделала уйму интереснейших дел.
Сама площадка была небольшой, и для начала Таллури ее вымерила – десять с половиной шагов в диаметре. Парапет был высоковат – ей по грудь. Она обошла всю площадку по окружности (почти тридцать три шага), внимательно вглядываясь во все стороны. Высота башни казалась невероятной, настолько обширные виды окрестностей открывались отсюда: леса – в одну сторону, горы – в другую, на значительном удалении от Храма – какой-то город. А главное – океан! Им она и завершила круговой обзор и устроилась именно на этой стороне – чтобы лучше видеть его лазурную ширь.
Таллури смотрела на бесконечное шествие волн, опираясь грудью на разогретый шершавый парапет, вытянув вперед обе руки и ухватившись за его противоположный край, – не слишком широкая стенка. Затем ей пришло в голову, что раз она достает руками до другого края, то можно хорошенько уцепиться, подтянуться и вскарабкаться на сам парапет. Так она и сделала.
