Осень Европы - страница 24
Руди посмотрел на маленького швейцарца и попытался вспомнить момент, в который его жизнь лишилась всякой логики.
– Я же тебе говорил, – наконец сказал он. – Я шеф.
Пограничный пост оказался безликим кирпичным кубом, встроенным в сетку забора. Простой куб, не украшенный национальной символикой, хотя на крыше выросло гнездо камер и антенн. Внутрь вела одна дверь, по обе стороны которой стояли вооруженные польские солдаты. Сбоку от здания дорога шириной с шоссе подходила к огромным откатным воротам в заборе. У ворот на карауле тоже стояло несколько вооруженных солдат. Пост между Польшей и Гинденбергом манил прямо как увитая плющом придорожная гостиница.
К двери здания змеилась очередь, но Фабио просто прошел мимо и махнул паспортом перед одним из солдат у дверей.
– Добрый день, Петр, – сказал он, проходя мимо. – Как жена? А, это Рокко, мой личный помощник. Я бы на твоем месте его не пускал. Очень сомнительный тип, наш Рокко, ха-ха. Покажи Петру паспорт, Рокко, недоумок.
В очереди зароптали. Чувствуя на себе взгляд охранника, Руди достал паспорт, попытался, хотя и без успеха, уверенно улыбнуться, но Петр только махнул рукой, и Руди последовал за Фабио на пограничный пост.
Фабио уже почти прошел узкий коридор за дверью. Руди поспешил его нагнать и высказать маленькому швейцарцу все, что у него накипело на душе, но Фабио обернулся и тепло произнес: «Ну же, Рокко, я ведь говорил тебе не отставать? Думаешь, у тебя почасовая оплата, что ли?» – и Руди понял, что все, что говорится и делается в здании, записывается – возможно, приборами неприличной чувствительности.
– Простите, герр Раушинг, – сказал он смиренно, пытаясь придумать себе легенду с нуля.
В комнате в конце коридора находился польский таможенный и иммиграционный контроль. За стойкой сидел со скучающим видом единственный офицер польской погранслужбы, но он посветлел, когда увидел, как приближается Фабио.
– Добрый день, герр Раушинг, – сказал он весело, когда Фабио и Руди подошли к стойке.
– Добрый день, Пржемек, – Фабио был само добродушие и дружелюбие, словно фокусник, который демонстрирует публике трюк «три карты Монте». – У тебя все хорошо? – с кейсом в руке, похлопывая по карманам в поисках паспорта. – Семья? – кейс на стойке, обшаривает карманы. – Молодец, молодец, – извлекая паспорт и протягивая его. – Я недавно говорил со своим другом насчет школы для Агаты, новости будут уже на следующей неделе, – похлопав по кейсу. – Будешь обыскивать? О, кстати, познакомься с Рокко, моим личным помощником. Настоящий преступник. По одному взгляду все ясно, правда? Ха-ха. Дай Пржемеку паспорт, Рокко, – кейс на полу.
Руди передал паспорт. Пржемек скормил оба в ридер на стойке, проверил результаты по монитору, вернул и пожелал хорошего дня. Фабио забрал кейс и поманил Руди за собой.
В коридоре за комнатой Руди боролся с желанием обернуться, спрашивая себя, не привиделось ли ему то, что сейчас произошло. На миг ему показалось, что, возможно, он стал свидетелем чего-то великого.
В следующей комнате находился таможенный и иммиграционный контроль Линии. Он был идентичен польскому, только за стойкой сидел низкий человек с очень светлыми волосами, в строгой, но довольно удобной на вид черной форме.
– Ларс, – сказал Фабио, – добрый день.
Для Ларса он изменил свой спектакль. Минимум болтовни, не держал на виду кейс, не упоминал о личном помощнике – «преступнике». С Ларсом, насколько смог понять Руди, Фабио все разыграл на одном только языке тела. С профессиональной точки зрения лицезреть подобное – привилегия. Как британцы вообще сумели удержать Фабио? Почему он просто не покинул их страну, не сбавляя шага? «Да, здравствуй, Джеральд. Как семья? Хорошо. Просто посещаю Польшу, ладно? Замечательно. Молодец. Еще увидимся».