Немного погодя, в темноте, кто-то вышел из соседнего дома и увел велосипед, сверкнувший на повороте никелированными спицами. Потом откуда-то возникла музыка, стала приближаться. Кажется, пела Татьяна Буланова. Потом песня оборвалась, и тишина стала ватной. В ней как будто чего-то не хватало.
Мягко заработала где-то за гаражами машина. Потом перестала работать, немного погодя снова заурчала. Включились фары, но яркий свет от них не вырос и не пополз вдоль дороги, как обычно, а вытянулся вдоль живой изгороди и потух.
Снова скрипнули двери. Из дома Венгеровых кто-то вышел. Шаги стали приближаться и одновременно с ними поднимались, росли, приближаясь два силуэта, очерченные слабым сияньем. Неизвестные люди прошли совсем рядом. Неужели они опять исчезнут? – успела подумать я, и в это время увидела, как они садятся на скамью за песочницей. Туда пробивался рассеянный луч света от уличного фонаря, но хорошо я различила только брата, женщина была на половину в тени. Слава Богу, решила я. Отсюда, по крайней мере, я услышу, о чем они говорят.
Я стала прислушиваться, но ничего из их разговора толком не смогла понять. Помню только, что хрипловатый голос Сони меня в какой-то момент насторожил. Потом они перестали говорить и порывисто обнялись. Он повернул её лицом к себе и поцеловал. Сказал что-то. Она ответила. И в этот момент голос женщины показался мне знакомым. Это был не Сонин голос.
И тут Саша проговорил довольно отчетливо:
– Как я Соне это всё объясню. Если бы сейчас…
Дальше я не смогла разобрать.
– Ничего не надо бояться, – решительным голосом ответила женщина. Я сразу вспомнила, что не так давно уже слышала этот голос. Так говорит Сонина мама. Да – да, пышные волосы, полные стройные ноги, – это её мать, несомненно. Как же я раньше об этом не догадалась? Это открытие повергло меня в шок. Какая мерзость, отбить у дочери жениха. И для чего? Чтобы встречаться с ним тайно, любить из последних сил, цепляться за похотливую страсть… А потом? Что будет потом? Ведь у них разница в возрасте лет двадцать или даже больше.
И тут до меня вновь долетели новые обрывки слов.
– А если она приедет… неожиданно? – сказал Саша.
– Не приедет, ей надо еще кое-что понять…
– Это её убьет.
– Успокойся… Ко всему люди привыкают. И…
Я снова не расслышала последние слева Сониной мамы. Это меня раззадорило. Я встала и начала пробираться к ним ближе, ступая осторожно как кошка, изгибаясь между стволами сиреней, обходя клены. Какая-то веточка едва слышно хрустнула у меня под ногой. Я испуганно вытянула шею и замерла, стоя на одной неге, схватившись рукой за какой-то влажный побег с мягкими мясистыми листьями. Потом опустила вторую ногу на землю и расслабленно присела на корточки. Теперь я была к ним достаточно близко.
– Не вини себя, – донесся до меня отчетливый голос Людмилы. – Не вини. Это я во всем виновата, – проговорила она, уткнувши лоб в его плече.
– Нет, я, – не унимался Саша.
– Мне всегда говорили, что у неё плохое сердце. Врожденный порок, – продолжила Людмила. – У каких только врачей мы не консультировались. Все утверждали, что она проживет, самое большее, лет до тринадцати… Вот я и настроила себя на жалость. Я боялась полюбить её по-настоящему. Боялась к ней привыкнуть. Я твердила себе, что обязана сделать её счастливой в детстве, потому что юности у неё не будет, зрелости тоже. И я старалась… я. Ведь ты помнишь, как она одевалась в школе. Какой приходила на вечера, на праздники. Как принцесса…
