Возможно, это было слегка патетически. Но Полина, заплетающая ее блестящие мягкие волосы, с одобрением выслушала это выступление и рассмеялась. Красная комната с резными рамами зеркал и полотен подчеркивала белизну ее кожи и зубов. Искренняя страсть и буйное исследование вслепую проложенной жизни молчаливо поощрялись в их доме.
– Девушки, которые так говорят, находят мужей гораздо быстрее, чем охотницы за мужчинами…
– Чушь собачья!
– …потому что побуждают обуздать себя.
– Мне не нужно, чтобы меня кто-то обуздывал!
– Ну конечно. Все наше поколение так и хочет, чтобы его кто-то обуздал.
– Ты слишком любишь производить впечатление, поэтому выбираешь парадоксы.
Полина красноречиво приподняла брови.
– Я… Боже, – с хрипотцой отозвалась Вера. – Не понимаю, зачем они делают это.
– Что?
– Портят себе жизнь узаконенным рабством, чтобы потом быть несчастными лет шестьдесят.
– Как хорошо, что ты понимаешь это. Но они не так умны. Им проще подчиниться.
– Зачем?
– Так легче, чем пытаться что-то изменить. Легче сделать, как от тебя ждут, а потом всю жизнь ныть и винить тех, кто тебя принудил, в своих несчастьях.
– Это так подло.
Полина рассмеялась, как будто озаренная новой идеей.
– Именно что так, милая. Потому, – нараспев добавила она, – я не с ними.
Вера благоговейно замолчала.
– Все, идем, иначе сборище внизу так и останется кучкой бестолкового люда, которому нечем занять себя вечером в деревне.
– А ты чем лучше? – спросила Вера, с удовольствием вертясь возле зеркала и рассматривая свои волосы, будто видя их впервые.
– Я занята не только вечерами, – ответила Полина, открывая дверь.
Собравшимся внизу, хоть Полина и не знала точно, кто будет, поскольку у нее наблюдались занятия интереснее, чем выведывать, кого пригласил или отверг ее отец, представился великолепный шанс лицезреть схождение вниз обеих хозяйских дочерей, блистающих разнородной красотой и неуловимым сходством, оставляющим публику в приятном ощущении заблуждения, не поддавшемся им до конца.
– Что он тут делает? – прошипела Поля на ухо сестре, замедляя шаг.
– Кто?
– Ярослав!
– Какая разница? – недоуменно отозвалась Вера, вступив в гостиную и приветствуя собравшихся.
Ярослав представлял собой прежнего друга детства, периодически маячившего на званых вечерах и вызывающего своим присутствием неловкость для Поли. Детская дружба закончилась еще до взросления. При всей своей общительности Полина не имела понятия, как вести себя с молодым человеком, с которым она за несколько давних лет успела рассориться в пух и прах на почве снежков и сфер влияния на остальную ребятню. А так же его невероятного, по ее мнению, высокомерия в парадоксальном сочетании с топорностью и досадным мужским началом. Его вид наводил ее на жгучее желание наболтать ему колкостей. Полина не упускала ни единой возможности бросить в его сторону несколько уничижительных эпитетов. И ответный взгляд Ярослава лишь убеждал ее в справедливости своего поведения. Оба, очевидно, принимали друг друга как достойных соперников и побаивались в открытую демонстрировать друг другу не только неодобрение, но и скрытый интерес. Каждый мог похвастаться своими взглядами, чертами характера, компанией и суждениями о политике.
Ярослав, сын образованных, но не слишком родовитых родителей, с пролетарской точки зрения мог бы сойти за буржуя. С точки зрения Ивана Валевского он был просто разночинцем, который каким-то образом избежал отправления в армию. Его интересы и круг общения, хоть и были нетривиальны, с трудом тянули на революционные. Проще говоря, он просто маялся ерундой и жил в свое удовольствие. Вера плохо ориентировалась не только в знакомых Ярослава и Полины, но и в своих собственных, раз за разом упуская возможность как следует поболтать с кем-нибудь и впоследствии нанести бесполезный визит вежливости.
