– Меня сейчас вырвет, – простонал Дэниел, выйдя на улицу и опускаясь на ступеньки лестницы служебного хода. Он позволил своей реакции на произошедшее проявиться только сейчас.
– Дыши глубже, – посоветовал граф. – Ты уверен, что хочешь играть для таких? Они есть везде. В театрах Ньона не бросаются объедками, но сорвать спектакль тоже вполне могут. Просто так. Идиотской забавы ради. Одну нашу актрису специально доводили до истерики два раза подряд. С тех пор я держу наёмников среди зрителей.
– Без разницы, – выдавил Дэниел. – Я просто… хочу играть. Больше, лучше, сильнее. Даже не важно… для кого. Эмоции, в целом, у преступников и праведников, у людей и крылатых, одни и те же. А те двое просто придурки. Пара на сотню всегда найдётся – ничего не поделаешь.
– Может… – Кира помедлила, – может, домой пойдём?
Дэниел кивнул и спустился к матери. Она подняла руки к его лицу и, погладив щёки и поцеловав, сказала:
– Ты вспотел. Волосы ещё не совсем высохли.
– Да, – отстранённо отозвался Дэниел.
– Старался очень, я видела.
– Да.
– Это так тяжело?
– Это… бывает тяжело. Я опустошён. Хочу… отдохнуть. Разбуди меня завтра на рассвете. Надо заканчивать с этим местом. Я не научу их уважать театр, оставаясь тем же.
– Отлично, – спокойно произнёс его светлость.
Через три недели Кира уже прощалась с сыном.
– Пиши каждый день, – морщась от подступающих слёз, просила Кэрри.
Джина, тряхнув тёмными, рыжевато-каштановыми кудрями, приникла к брату, сжав в кулачках ворот его рубашки:
– Пиши сразу нам всем, чтобы сберечь время. Мы будем читать вслух вечерами.
– Я лучше книг пришлю, – улыбнулся Дэни.
– Не шути! – Кэрри ощутимо тыкнула брата пальцем в плечо. – Пиши обязательно. В Ньоне так опасно. Вдруг ты попадёшь в неприятности, а мы даже знать не будем?
Дэниел ничего не ответил, мягко улыбнулся, расцеловал сестёр и мать, и влез в экипаж отца. Для мальчика начиналась новая жизнь.
24.5.34. – Двадцать четвёртый день пятого лунного периода тридцать четвёртого года эпохи Террора Сапфира.
Дэниел смотрел в окно экипажа почти безотрывно. Внимательно смотрел, старался подметить как можно больше. Ньон. Огромное скопление чистокровных и полукровок, богатых и бедных, слабых и сильных перевёртышей, крылатых, фитов и людей. Отец не мешал разговорами. Хозяин четырёх театров, он неплохо знал, как важна для актёра наблюдательность, способность видеть детали и общую картину.
– Всё-таки… постарайся быть предельно учтивым, – нарушил молчание отец. – Твой прадед вспыльчив. Но это даже ерунда, если он разозлиться. Лучше побойся обидеть герцогиню. Эта женщина слишком много сделала для нашего клана.
– Хорошо. Но знаешь… слово "клан" ты произносишь как-то… с нагрузкой. Заметно.
– Носить имя наследника Сапфира… это нагружает. Дополнительной ответственностью.
– Я узнаю его, Сапфира? А главу клана? Слышал, большинство Сильверстоунов на одно лицо.
– Ну, нет. Спутать можно только Сапфира и Джереми, и только в сумерках, спьяну, на расстоянии ближе, чем на вытянутую руку. Они синхронно забывают о стрижке и расчёсках, так что у обоих на голове нечто вроде "я только проснулся" или "зачем сушить волосы после ванны".
– Джереми – это тот твой родной брат, который служит в космофлоте?
– Да, но он приезжает во дворец всего пару раз в год.
– Дворец уже близко?
– Да.
– Я обязательно всех перепутаю.
– Тогда… посмеёмся.
– Смейся над чем-нибудь другим! – с лёгким возмущением возразил Дэниел, но тут же взял себя в руки: – Назови мне какие-нибудь яркие, заметные черты каждого. И кто кем кому приходится.
