– Ты собираешься рассказывать о том, что случилось? – ровно спросила Чайна Циан.
– Нет.
– Но Ли схитрил, и в пожаре обвинят принца Рашингаву.
– На допросе, уверена, Рашингаве достанет ума защититься, просто сказав правду.
– Если Рашингава скажет правду, то раскроется всё. Он видел принца Ли и наверняка многое понял.
Кантабриллин остановилась, задумавшись.
– Но, может быть, и нет, – честно продолжила Чайна Циан, – если Рашингава заметил меня и сделал иные выводы… Так или иначе, тебе никто никогда не причинит вреда, – тут же принялась уверять девочку Чайна Циан, – ты дочь принца Ханта, лучшего мечника среди перевёртышей, а так же ты – часть клана Сильверстоунов. Кто бы ни хотел навредить Лифорду, тебя при этом он не тронет. Хотя…
– Что?
– Нет, ничего. Тебя не тронет даже Рашингава. Детям он не мстит, насколько я знаю.
– Но мой план…
– В следующий раз просчитаешь всё тщательнее. Лифорд полон сюрпризов – не забудь учесть и это.
– Вы хорошо знаете его.
– Знала.
– У него были уязвимые места?
– Я о таких не слышала. У него есть грехи, недостатки, бывают промашки и ошибки. Но он никогда не платит за них. Запомни: когда у него плохи дела – плачут другие. И если ты стремишься причинить ему неприятности, страдать будут самые незащищённые и невинные вокруг него. Так что веди свою игру осторожно, если у тебя есть хоть какая-то совесть.
Кантабриллин долго смотрела на Чайну Циан. Очень долго. Потом медленно опустила глаза и больше не сказала ни слова.
Тот же день, три свечи спустя.
Тони направлялся в Ганведен в сопровождении Дэниела.
– Я… выиграл этот театр в карты, – признался он сыну. – Это была первая собственность такого рода.
– И часто ты играешь с высокими ставками? – неприятно поразился сын.
– В пять раз чаще, чем изменяю. То есть, получается, почти никогда. Я выиграл шикарное имение на севере, проиграл его в другой раз, выиграл шалаш в лесу далеко на северо-западе и проиграл затем лучшего своего коня. Чет узнала и сказала… не важно. В карты я теперь играю только на печенье, а в наследство ты получишь всё, что должен.
Дэниел нарочито смахнул не существующий пот со лба. А Тони, закинув ноги на противоположное сидение экипажа и, сложив руки на животе, решил объяснить:
– На самом деле, тогда Ганведен был не этим охраняемым заведением с полным составом персонала и всей положенной атрибутикой, а всего лишь двумя нищими актёрами с одним-единственным чемоданом париков, платьев и белил, осколком зеркала и бумажкой, обязывающей хозяина подкармливать своих талантов, когда их труд будет неприбыльным. Это были Бренган и Кровли.
– Я… имена знакомые.
– Кровли лучше всего играет резонёров, а Бренган – шефов, мэров, благородных мужей и отцов. Но, чёрт возьми, они могут сыграть кого и что угодно!
Дэниел слегка ослабил узел галстука:
– И сколько они на сцене?
– Справедливый вопрос. Но они – люди, а значит больше, чем полтора века им быть никак не может. Со мной они почти столько же, сколько ты на этом свете, так что… спрошу-ка я у них при случае, возраст.
– У актёров не принято спрашивать такое.
– Знаю. Хочу их позлить.
Дэниел немного помолчал.
– Я ещё не привык к твоим выходкам, честно, – заговорил он. – Поумерь себя, прошу.
– Я подумаю.
– Подумай… а тебе-то сколько лет?
– Двести.
– А если серьёзно?
– Двести двадцать… восемь. Возможно. Я родился в войну, в убежище. Мать погибла рано. Так что день моего рождения не известен. Да и не важен.
