– Верни! Верни, что взяла, и я не стану звать маршала, девочка. Если ты считаешь, что можешь стащить что-то…
– Я не…
– Не обманывай, девочка!
– Лукас! Дорогой, что случилось? – из-за спины лавочника выплыла его супруга —Марита Хансен-Эдвардсон.
– Послушай, Марита, эта девочка, танцовщица из балагана, что приехал вчера, стащила моток шелковой ленты, на добрых четыре доллара, не меньше! Только что! Как ты думаешь, стоит ли нам позвать маршала?
– Но… Я не брала, – отпиралась девушка. – Я правда не брала…!
– Все вы так говорите, – проворчал торговец. – Только меня не поведешь!
– Детка, ну как не стыдно, – покачала головой тетя Марита. – Подумай ещё немного – стоит ли…
– Да ну не брала! Я…
И пока ребята думали, вмешаться ли, и что можно сделать для примирения, как из-за спины тети Мари выкатилась девочка – десять лет, пушистая длинная коса цвета спелого ржаного колоса, обворожительные веснушки бледной россыпью по гладким щечкам и огромные бирюзово-голубые глаза. Дженис! Малышка Дженис Хансен тут же присела перед прилавком на корточки:
– Тёть Мари! Дядь Люк! – она запустила ручонку под сколоченный абы как прилавок, пошарила там, под застилающим доски полотном: – А что за лента такая?
Секундой позже девочка выудила из-под прилавка моток золотистой ленты и подняла его над головой, помахав находкой.
– Вот эта? – спросила она с совершенно ясными глазами.
– Эта, – слабым голосом пробормотал дядюшка Лукас.
Он совершенно искренне был уверен, что ленту в самом деле украла танцовщица!
Танцовщица же выдернула руку из его пальцев и сердито поджала губы:
– Я же сказала!
– Кхм, – Лукас замялся. Нужно было извиниться, но…
На помощь лавочнику пришла его супруга:
– Извини, детка. Хочешь конфет? – растерянно предложила тетушка, перебив мужа на полуслове.
– Во-от ещё! Я что, ребенок?! – возмутилась танцовщица.
– Ну, если честно, да, – признала тетушка с легким смешком. – Тебе же и шестнадцати, верно, нету!
– Ну и что? – подбоченилась юная артистка.
– Не сердись, прошу. Наших соседей вчера вечером обокрали, сейчас все нервные и взвинченные, и Лукас в самом деле не со зла это, пойми.
Девушка только оскорблено повела плечом – но витой, ярко-розовый с белым леденец на палочке все равно взяла. Леденец оглушительно пах мятой и ванилью, да так сильно, что, стоило девушке снять с него бумажную обёртку, как этот запах донесся даже до наблюдавших это все мальчишек.
– Ну вот. А я думала, это моя конфета, – буркнула Дженис, однако перечить тете не стала. Похвалы за удачную находку, видать, тоже ждать не приходилось, и девочка тихо надулась. Вот же незадача – это и читалось на ее милой мордашке. Впрочем, дуйся-не дуйся, а конфету не вернешь. Дженис вздохнула, покрутила головой – и, заметив мальчишек, бесстрашно нырнула в собравшуюся у прилавка толпу, поспешив к ним: знакомые лица, надо же! Может, они видели, как ловко Дженис сообразила про ленту – и получится рассказать, что она с самого начала заметила, как моток закатился под доску?
– Джени! Дженис Хансен, а ну стой, – жалобно воззвала тетушка Мари, подумав было, что племянница вознамерилась удрать куда глаза глядят.
– Привет, лисичка!
Дженис, конечно, собиралась манерно поздороваться с ребятами – она хорошо знала Дэфа и Джейка – но не вышло: Дэф просто сгреб девочку в охапку и покружил, как совсем маленькую. Отринув хорошие манеры, Дженис взвизгнула от восторга, и Дэф с шутливой строгостью поинтересовался:
