Ошейник вишневой судьбы - страница 7

«Папа пришел!», – прокричал сын, идентифицировав звуковой сигнал в прихожей. Щелкнула дверная щеколда металлическим всплеском автоматного затвора. Зеленая винилис-кожа, расчерченная кордовой нитью и шляпками мебельных гвоздей, обозначила первый признак семейного интерьера. Каждый житель подъезда стремился обеспечить безопасность собственных житейских вкладов, установив металлическую сейф-дверь.

Он вошел в аромат семейного тепла.

– Папа, как дела? А где ты так долго был? А что, ты куда-то ездил? Да?, – безостановочно вел следствие юный Пинкертон, не требуя ответа. Его повышенный интерес слабо маскировался речитативом. Для него было важно увидеть хотя бы малую загадку в поведении. Вдруг именно сегодня для него выбирали подарок ко дню рождения. Никто во всем окружающем мире не должен остаться без важной информации. Через два дня ему будет целых десять лет! Конечно, с простительной детской наивностью можно было бы ежедневно нацеливать родных о приближении знаменательной даты. Но это было недостойно его значимого возраста – все же начнется второй десяток лет. Сын вел профессиональную дипломатическую игру.

– Папа, а что на улице тепло, да? А ты что, шарфик снял и засунул его в куртку, да? Как-то странно у тебя торчит курточка на груди.

– Да, сын. На улице потеплело. Я снял шарф и засунул его за пазуху. Какой ты наблюдательный. Сразу видно, что через два дня ты станешь совсем взрослым, – включился в игру отец, упорно скрывая неудержимую радость обладания тайной.

Сын, завершив следствие, аллюром умчался в детскую. Из неё же на мгновение выглянула дочь и помахала рукой: «Привет, папа».

– Всё готово! Сейчас будем садиться за стол, – пропела жена в сопровождении оркестра кипящих и скворчащих звуков кухни.

Хозяин осторожно снял обувь, снижая вероятность нанесения на паркет влажно-серого осеннего камуфляжа. Поставил свое сокровище в центр коридора на входе в зал. Широкая арка гостиной демонстрировала наглядный пример интерференции света, усиливая освещенность коридора.

Малышка растерянно застыла от стремительного перелета из плотного пространства тепла и темноты в перекресток световых волн. Привыкнув к освещению, она вдруг жалобно пискнула. Посторонний звук на короткое мгновение остановил все шумы квартиры. Даже кухонная какофония снизилась на целую октаву.

Обладая абсолютным музыкальным слухом, первой выглянула из кухни жена.

– Боже мой, кто это?!

Настороженная тишина детской взорвалась извержением вулкана. Топот худеньких ног сына заставил крохотное создание с опаской оглянуться. Она как-то необычно выгнулась, и маленькая лужица влилась в интерьер её нового дома.

Мама, быстро оценив ситуацию, ретировалась в кухню за половой тряпкой.

– Папа, это что? Это собака что ли! А она чья?! – сын безудержно подпрыгивал вокруг щенка, не решаясь притронуться к нему.

– А это девочка или мальчик? А как его зовут?

– Я еще не знаю. Мы сами придумаем имя этой малютке.

– Папа, а она кусается? – спросила дочь, несмело протягивая руку к вишневой шерстке, – ой, какая гладенькая, хорошенькая.

– Сын! – обратился отец, – это тебе подарок к юбилею! Выращивай и воспитывай. Ты теперь как маленький принц, ответственен за тех, кого приручаешь.

В нашей семье практически все совы. К одиннадцати вечера я уже вообще никакая и падаю, где придется. Я не понимаю, что можно делать до полуночи и дальше до двух или даже до трех часов. Но у них всегда находились какие-то дела. Больше всего я не выносила запаха лака для ногтей. Когда мальчики отправлялись все же спать, женское население садилось за обеденный стол в большой комнате напротив друг друга и выставляло из стенки бесконечное количество резко пахнущих цветных бутыльков.