– А закон обязан все это упорядочить, – продолжал Турецкий как ни в чем не бывало.
Федоров поморщился.
– Впрочем, какая разница! Судя по всему, вам, Турецкий, тоже не миновать ковра у генерального. Уже трезвонят сверху, снизу и с боков, спрашивают, за что МУР арестовал известную тележурналистку Иванову!
– Она не арестована и даже не задержана, – уточнил Грязнов.
– Как? – удивился Федоров.
– Она уже давно дома. Я допросил ее как свидетельницу по делу Юрия Иванова и отпустил, как говорится, с миром, – поддержал друга Турецкий.
– А в чем вообще дело? – потерев лысеющую голову, спросил Федоров. – Чего они всполошились?
Турецкий спокойно и обстоятельно рассказал Федорову все, что стало известно следствию на сегодняшний день, а также заметил: если окажется, что похоронен был не знаменитый продюсер, а кто-нибудь другой, то это промашка нарофоминского следователя, который или по неопытности, или из соображений перестраховки наделал массу ошибок в самом начале.
На этом разговор закончился.
В коридоре Грязнов с ироничной улыбкой заметил:
– Знаешь, Саня, мне показалось, что Федоров несколько расстроился, узнав, что под крестиком-то вырисовывается отнюдь не знаменитый покойник.
– Возможно, – неопределенно ответил Турецкий. – Однако завтра все прояснится.
На пороге прозекторской Турецкий и Грязнов невольно задержали дыхание, предполагая, что в нос сейчас ударит неприятный запах разлагающегося тела. Запах был, но не такой сильный, как они ожидали.
В сопровождении врача они подошли к массивному, богато отделанному гробу и заглянули в его чрево.
– Ну и какие выводы? – обратился Турецкий к врачу.
– Выводы есть, – оживился врач. Он развернул папку с бумагами и продолжал: – Вот медицинская карта Юрия Иванова. Мы сравнили все, что можно сопоставить.
– Да-да, давайте, – придвинулся к нему Турецкий.
– В медицинской карте Иванова имеется запись, что в возрасте двенадцати лет у него был перелом голени. Закрытый. Наличие характерных следов еще не установили, но есть другое: в верхней челюсти у Иванова должны быть золотые коронки. Он ставил их еще здесь, в стоматологической поликлинике. Так вот, у того, который лежит в гробу, на месте коронок обычные здоровые зубы…
Ожидая результатов вскрытия, Турецкий с Грязновым вышли в приемный покой. Там сидела Валентина Иванова.
– Это мы со свекровью во всем виноваты, – медленно и негромко произнесла она.
– В чем? – спросил Турецкий.
– Юрка всегда хотел прославиться, стать звездой, кумиром телезрителей. А мать его да я, мы бабы простые, живем по принципу: лучше синица в руках, чем журавль в небе. Он человек порядочный. Когда дочь родилась, терпел, здесь работал, хотя у него тогда уже были выгодные предложения. Потом, конечно, не выдержал. А когда у него все хорошо пошло, эта стерва, Ангелина, его подцепила. Дрянь дрянью, хотя баба эффектная. Словом, присосалась к нему. Славы с ним хлебнула, потом бабки давай!
– Вы что-нибудь конкретно знаете о делах Ангелины? – спросил Турецкий.
– Нет. Он со мной и раньше не делился, знал, что не оценю, а последнее время и подавно.
– После развода приезжал к вам?
– Конечно! Мать ведь рядом живет, и к дочери наведывался.
– Давно был последний раз?
– Недели три прошло, – немного подумав, вспомнила Иванова. – Привез Ленке куклу, продуктов мне и матери, но все созванивался с кем-то, все чего-то выяснял. Я еще спросила: что суетишься, должников вылавливаешь? А он так непонятно говорит: а неизвестно еще, кто кому должен. С тем и уехал.
