На церковной колокольне пробило пять часов.
Удары башенных часов, которые заглушал тяжелый слой снега, прозвучали в холодном воздухе, как сдавленные рыдания. Словно тишину ночи нарушала будто какая-то жалоба, как будто какой-то плач.
– Успею ли я? Доберусь вовремя?
Его ноги тонули в снегу, скользили по льду. Он спотыкался, задевая за корни деревьев. Наконец, очутился перед калиткой и с силой толкнул ее. Таким образом, он достиг Шато.
При выходе из городского предместья, он попал не на ту улицу. Поневоле, ему пришлось вернуться назад.
Маделор ничего не видел перед собой. Снег ослеплял его, колени дрожали, он шатался, как пьяный. Время от времени, он протягивал вперед руки, делая какие-то знаки и издавая вопли.
Площадь, где должна была совершаться казнь, находилась на другом конце города. Это место окружали деревья.
Доктор бежал все вперед и вперед, выкрикивая:
– Сжальтесь надо мной, сжальтесь!
Ночь была светлая. В городе было, по-прежнему, очень тихо. На колокольне пробило четверть часа.
Мимо Маделора проносились пешеходы. Из домов на улицу выходили те, которые опоздали. Они пускались вдоль улицы.
Маделор слышал, как они говорили:
– Наверняка, все уже закончится, когда мы доберемся! Торопитесь!
Его оставляли последние силы. Вдруг он очутился на мостовой и свалился. Его мозг помутился, а грудь потряс крик ярости.
Шедшие мимо него люди оглянулись на него и громко рассмеялись. Доктора Маделора никто не узнавал. Маделор опять пустился в путь.
На одну минуту, он остановился, насилу переводя дыхание. Его мучила жажда. Он взял в горсть снегу и жадно припал к нему губами.
Он боялся, как бы не ошибиться и на этот раз дорогой, осмотрелся кругом.
Нет, слава Богу, он шел той самой дорогой, какой и следовало идти. Доктор приближался к цели своего путешествия. Там, впереди, обрисовался темнеющий силуэт полуразрушенных домов, а за ними виднелись смутные абрисы деревьев.
Людей, которые бежали значительно быстрее его, он уже не видел перед собой. Он был один. Теперь, до его слуха доносился какой-то отдаленный шум и неясный голос: точно гул от деревьев в лесу, по которому пронесся внезапный порыв ветра. Это гудела толпа, в некотором отдалении.
Маделору оставалось совсем чуть-чуть. Еще несколько торопливых шагов, и он будет на площади.
Шум, долетавший до его слуха, становился все явственнее и явственнее. Можно было без труда различить отдельные крики и оклики.
Маделор обогнул угол тюремного здания и – очутился на площади!
Гул, висевший в воздухе, над толпой, вдруг затих. Наступило глубокое молчание. В этом молчании было что-то зловещее и ужасное…
Мужчины, женщины стояли спиной к Маделору. Взоры всех устремлены были в одну сторону площади – именно, в ту сторону, которая прилегала к тюрьме.
Доктор, с каким-то яростным озлоблением, бросился в самую середину толпы, сплошной массой обступавшей место зрелища. Он расталкивал народ, не отдавая себе отчета в своих действиях.
Вокруг него раздалось несколько сдержанных голосов; эти голоса говорили:
– Доктор Маделор!
– Смотрите, он сошел с ума!
– Он обезумел!
Впереди, доктор Маделор разглядел небольшое пустое пространство… нечто вроде аллеи, примыкающей к тюремному зданию… По обеим сторонам этой аллеи выстроились в шеренгу жандармы и солдаты… В конце этого пустого пространства возвышалась гильотина! Один вид ее внушал отвращение!
Маделор чувствовал себя, как во сне.
