– Но, – сказал Савиньи нерешительно, некоторого рода колебания, – не можете ли вы допустить, несмотря на ваш громадный опыт, несмотря на безграничную веру в самого себя – веру, основанную на обширных познаниях, не можете ли вы допустить несчастного случая, ошибки в этом деле. Да, не можете ли вы этого предположить? Подумайте о том, что жизнь и смерть госпожи Комбредель находятся теперь в ваших руках… Какая-нибудь оплошность в анализе, простая невнимательность, случайная рассеянность – и вот вам повод для ужасного, непоправимого несчастья.
Маделор поднялся со своего места. Его губы были бледны и дрожали:
– Милостивый государь, – сказал он, – вы слишком долго испытывали мое терпение. Господин Савиньи, избавьте меня от подобных объяснений, которые мне неприятны. Ваше подозрение набрасывает тень на мою честь и на мою репутацию. Вы имеете полное право потребовать провести повторную экспертизу. Вам не смогут отказать в этом, если состав суда признает мою экспертизу недостаточной… Моя совесть чиста.
Так разговаривали между собою коллеги по профессии.
А между тем, дети успели познакомиться друг с другом.
Мария пошла за новыми игрушками. Она Принесла их и стала показывать их одну за другою Жерому. А Жером внимательно ее слушал.
– Хочешь, пойдем, побегаем!
– Пойдем!
Дети вышли из комнаты и побежали по саду, а когда вернулись, болтали между собою, как давние друзья.
Очутившись в кабинете, Жером услышал, что Маделор говорит взволновано, громко и в резких выражениях. Это обстоятельство произвело тяжелое впечатление на Жерома.
Мальчик стал невпопад отвечать на расспросы Марии, инстинктивно прислушиваясь к разговору старших.
– Это твой отец? – спросил он у Марии.
– Да. А где твой отец?
– Мой?
– Ну, да – твой!
– Он умер.
– А мать?
– Ее посадили в тюрьму.
– Да? – сказала Мария, удивленно заглядывая в лицо своего собеседника, после чего, девочка замолчала.
Между тем, Жером продолжал вслушиваться в разговор Маделора и Савиньи. Он услышал имя матери. При этом дорогом для него имени, сердце его усиленно и тревожно забилось. Он слушал и понимал.
Вдруг, с криками и рыданиями, он стремительно бросился в объятия к Савиньи и нервно к нему прижался. Девочка сделала то же самое. Ее щеки лихорадочно раскраснелись. Личико опечалилось. Старик обнял и Марию. Дрожащей рукой он ласкал, в одно и то же время, и дочь Маделора, и сына вдовы. Странная случайность, сблизившая этих обоих детей, на самой заре их жизни!
Савиньи долго не спускал пристального взгляда с малюток. После этого, он посмотрел на врача-эксперта. Казалось, он надеялся встретить такую картину: Маделор, взволнованный, нерешительный, сбитый из позиции, стоит перед этим ребенком, который с такими громким плачем взывает о спасении своей матери…
Маделор сделал нетерпеливый жест рукой и неловким движением повернул свою голову в сторону.
Тогда старик встал со своего места и направился к двери. Мария продолжала тихонько плакать. А лицо Жерома приняло какое-то суровое выражение, и в глазах отразилась ненависть.
Он взял за руку Савиньи. Переступая через порог двери, мальчишка обернулся в сторону Маделора. И в его взгляде снова сверкнули ненависть и злоба. Губы плотно сжались, и, казалось, мальчику стоило много труда сдержаться, чтобы не выкрикнуть в адрес доктора какую-нибудь угрозу…
– До свидания, господин Маделор!..
