– Что, в кинга рубитесь? – спросил понимающе.
– В него самого, – ответил один из парней. – Присаживайся, четвертым будешь.
– А не разорите? – Николай шаловливо посмотрел на каждого.
– Ха! Часа за три полтинник, может, и продуешь… Или выиграешь! – Ребята засмеялись.
Через несколько минут Николай знал, как зовут его новых знакомых, какие шуточки у них в ходу, знал, что все едут до Москвы. Он сразу понял, что нравится ребятам, – в таких случаях чутье его не подводило.
– А ты из какого купе? – спросил рыжий парнишка, сидевший у окна, без всякой задней мысли спросил, позевывая и тасуя карты.
– Из соседнего вагона, – не задумываясь, ответил Николай. – У нас там скукотища – ужас! Старушка едет, покряхтывает, ребеночек на горшочке попукивает, мамаша чуть ли не постирушку затеяла… В общем, сами понимаете.
– Сурово, – улыбнулся рыжий.
– Дальше некуда! – воскликнул Николай и отметил про себя, что пиджаки ребят висят у самой двери, что толстяк, проиграв рублевку, вынул деньги из накладного, открытого, такого манящего кармана.
Игра выдыхалась – Николай почувствовал это раньше других. Ребята начали ходить бездумно, чаще поглядывая в окно, на полки, явно собираясь завалиться спать. Но Николаю нужно было продержаться в купе хотя бы час – только через час поезд подойдет к Харькову и простоит там не меньше десяти минут. Этого времени ему должно вполне хватить. И он решил взбодрить игру – сделал несколько ошибок, набрал кучу штрафных взяток, разыграл ужас, охвативший его, начал поминать долговую яму, в которую его неизбежно посадят, едва он сойдет с поезда. Ребята развеселились, игра пошла живее. Потом Николай перепутал масти, а заметив свою оплошность, затеял спор, предложил кон переиграть, ребята не соглашались, но в конце концов карты сдали снова.
– Ничего не случилось, ребята! Ничего! – приговаривал он, а попутчики принимали эти слова как обычные картежные шуточки, которым вовсе не обязательно иметь какой-то смысл.
Пока сдавали карты, Николай рассказывал анекдоты, ребята тоже кое-чего помнили, посмеялись над бедолагой, который вместо лимона выдавил в чай канарейку, над водопроводчиком, который битых два часа разговаривал через дверь с попугаем, потом Николай неожиданно для себя начал длинно и путано рассказывать о каком-то преступлении, свидетелем которого он случайно оказался: ударом камня по голове убили мужчину, но следствие зашло в тупик, поскольку пострадавший вроде сам был виноват. Ребята, раскрыв рты, слушали, как Николая вызывали в качестве свидетеля, заставляли опознавать преступника, а он то ли не мог его опознать, то ли не хотел, и его в конце концов отпустили, но взяли подписку, и так далее и тому подобное. Когда Николай взглянул в окно, оказалось, что они уже давно едут по Харькову, а в окне мелькают огни, неоновые буквы, рядом с поездом идут троллейбусы и автомобили.
– Идемте, идемте! – заторопился Николай и первым направился к выходу. – Засиделись, понимаешь, одурели! Подышать надо!
Ребята разбрелись по платформе, пошли к киоскам, закурили, а Николай, оставшись один, незаметно прошмыгнул в вагон. И не оглядываясь, не колеблясь, не медля, проскочил в купе, где совсем недавно играл в карты, и начал обшаривать пиджаки, рассовывая по карманам кошельки, смятые рубли, трешки, мелочь, документы. Не прошло и минуты, как Николай, сцепив зубы, мучительно медленно прошел в конец коридора, открыл дверь тамбура и, не оглядываясь, хотя нестерпимо хотелось оглянуться, проскочил в следующий вагон. Убедившись, что новые знакомые далеко, он спрыгнул на перрон и тут же нырнул под вагон, а выскочив с другой стороны, оказался прямо перед лестницей эстакады. Взбежав на самый верх, Николай оглянулся. На освещенной платформе он увидел своих попутчиков, и ему стало грустно оттого, что вынужден был поступить с ними вот так… неожиданно.
