Ошибки Серёжи Царапкина. Повесть и рассказы - страница 7

Вокруг неё уже собралась толпа. Старики снова застучали фишками.

Я отошёл к подъезду, готовый в любую минуту смыться домой. Ко мне подошёл Гарик.

– Значит, лису можно, а клубнику нельзя? – сказал он. – И помалкивай!

Мне стало окончательно ясно, что́ это за человек, и я презрительно отвернулся от него.

А Ксюша уже немного успокоилась. Она с выражением рассказывала жильцам, как хитро я её отвлёк, а в этот момент «свистнули» лису, и что сделал это наверняка «тюремщик» Пашка, потому что он «как раз проходил мимо».

– Он на обед шёл! Не наговаривайте! – крикнул я.

– Видали? Выгораживает! Зря таких выпускают! Лиса небось денег стоит! – Ксюша погрозила кулаком в сторону Пашкиного балкона.

У меня сердце заныло из-за Пашки. Он изо всех сил старался работать в бригаде моего отца, чтобы забылась его прошлая жизнь вора-карманника.

Я хотел пойти предупредить его и сказать, чтобы не обращал внимания, но было уже поздно: Пашка сам вышел из подъезда и на него, как на меня раньше, сразу все набросились:

– Ты слово давал!..

– Мы подписи собирали! Вызволили тебя!..

– Опять за старое!..

– Отдавай лису!..

– Серёжка во всём сознался!..

– Эй, эй! Пашка! Я ни в чём не сознавался! – крикнул я.

Пашка растерянно смотрел то на меня, то на Ксюшу. Она полезла к нему за пазуху, но не нашла там черно-бурую лису. Пашка отпихнул её:

– А ордер у тебя есть на обыск?

– Ишь грамотный! Заставим лису отдать!

– Ну-ка, пустите! С обеда опаздываю! – Пашка вырвался из толпы и побежал на завод.

А наш дворник Хабибулин, всё так же задумчиво поливавший двор, подошёл со шлангом к жильцам и в шутку пригрозил:

– Разойдись!.. Эх, оболью!.. Всё выясним! Разойдись!

Все стали расходиться. Ксюша пошла к своим шубам, пересчитала их и со злостью заколотила по ним выбивалкой.

Из третьего подъезда в красивом халате и с какими-то белыми цилиндриками в волосах выбежала тётенька. Встав посреди двора, она позвала:

– Кис-кис! Кис-кис-кис! Кисанька! Диди!..

Кошка не подбежала к ней. Тогда она, вздохнув, вывесила на доске объявление и убежала в подъезд, извинившись неизвестно перед кем:

– Ах, простите! Я в неглиже!

Я подошёл к доске и прочитал объявление:

Настроение заниматься пропало у меня из-за Гарика с клубникой и черно-бурой лисы. Чтобы забыться, я подошёл к Петру Ильичу, который всё ещё разгадывал кроссворд, и спросил:

– Пётр Ильич! Что такое «неглиже»?

Я всегда расспрашивал его про незнакомые слова.

Но Пётр Ильич сам на этот раз спросил у меня:

– Река на Урале… пять букв… последняя «я»?

– Белая! – выпалил я неожиданно для себя.

– Прекрасно! – обрадовался Пётр Ильич. – Географию ты знаешь. А зоологию? – он хитро посмотрел на меня. – Хищник из четырёх букв. Вторая «и».

– Тигр! – сказал я.

– Нет! Лиса! – засмеялся Пётр Ильич. – Черно- бурая, разумеется.

– Неужели и вы думаете?! – я почувствовал, что краснею.

– Ни капельки! Но не могла же, сам понимаешь, черно-бурая лиса воскреснуть на верёвке и убежать в лес, – сказал Пётр Ильич.

Возразить мне ему было нечего. Рядом с нами две молодые женщины вешали на колёса детских колясок цепочки с замками и подозрительно поглядывали на меня. И я, застеснявшись, как будто и на самом деле украл лису, поплёлся домой.

Дома я включил приёмник и поймал серьёзную музыку. Играла скрипка. Ей подыгрывал оркестр, и мне стало ещё тяжелее от тихого и грустного мотива. Оркестр как будто делал строгий выговор скрипке, а скрипка жалобно оправдывалась.