Черт, снова я плачу перед Оливером. Ненавижу делать это даже перед мамой, но мне настолько невыносимо, что другого выхода я не вижу… Я не знаю, что мне теперь делать! Вдруг захотелось заснуть на долгое время, отключив сознание.
– Хей, ну не плачь. Этот козёл даже слезинки твоей недостоин, – положив руку на вздрагивающее плечо, пытался утешить Стил.
Невозможно не лить слезы, когда тебе вгоняют кинжал сквозь сердце…
Хруст. От этого надоедливого хруста сухих веток под ногами я морщусь, неохотно открывая глаза в поисках источника своей тревоги и тут же осознаю, что не чувствую земли под ногами, что это не я ломаю сосновые сучки подошвами ботинок. Первое увиденное – плывущие макушки деревьев и последние горсти звезд на бледнеющем небосводе. Я даже не заметила, в какой момент заснула на берегу… рядом с Оливером. Не знаю, сколько прошло времени, что случилось за то время, пока меня и мир разделяла сонная лощина, а может, все было тихо и спокойно. Верчу головой по сторонам и наталкиваюсь на четкие черты усталого лица с такими же уставшими карими глазами. Мне становится неловко от того, что он несет меня, а я обнимаю его за шею из-за рефлекса, который возник благодаря проведенным годам с… И вообще, еще хуже я чувствую себя из-за произошедшего несколькими часами ранее, из-за истерики и того, что он видел. Он видел, как я разбиваюсь и захлебываюсь в слезах. Господи, да наверняка мои щеки уже залились румянцем, я больше не смогу спокойно смотреть ему в глаза. Дура… ДУРА! Наверняка в его глазах я теперь самая настоящая истеричка. Но все же мне было неподвластно контролировать свои эмоции в тот момент, да и, боюсь, что в любой момент может начаться все заново… Сожалею о том, что вообще проснулась. Вновь перед глазами встает ненавистная картина меж сплетающихся ветвей диких кустов. Может, это все же был сон? Но тогда бы я не провела ночь на берегу того озера в компании парня, практически незнакомого мне, тогда я бы не помнила его попытки помочь мне морально, да и физически, и, в конце концов, не чувствовалась бы невидимая рука на горле… Не было бы колющего чувства, не было бы ощущения, будто я – та же ветка, на которую наступили.
– Пожалуйста, не надо больше плакать. – Что? Черт, я снова начинаю реветь, и он заметил это – потерянный взгляд.
Стил тяжело выдохнул, прекрасно понимаю. Представляю, насколько его утомили часы, проведенные с брошенной девушкой.
– Остановись.
– Что?
– Прошу, остановись. У меня, вообще-то, есть ноги, и я могу ими передвигать, как и ты.
– Но… – он замолчал, прерывая свой ответ. – Мне жаль…
Его сочувствия и бесконечные слова, вроде «все будет хорошо, не переживай ты так» начинают подогревать мой гнев, теснившийся с другими переполняющими чащу уже через край эмоциями. Если первые полчаса они и действовали, то сейчас имеют противоположные должным свойства. Я устала. Морально. Мне нужно накричать на кого-то и поколотить снова, что-то разбить и вдоволь наплакаться, потому что я чувствую, что сейчас просто взорвусь! И опять же, срываться на и так пострадавшем от моих рук Оливере не выход.
– Я собирался отнести тебя в свою машину и увезти отсюда.
– Ты собирался увезти меня, не спросив, хочу ли я этого? Обратно в Лондон? – может при других обстоятельствах я почувствовала бы заботу с его стороны, но на данный момент заботу превосходит шок. Я невольно усмехаюсь, потому что это действительно кажется мне смехотворной наглостью, пусть он и хочет как лучше.
