Я одобрительно взглянула на второго мужа матери. Своего родного отца я и не помнила, да и не интересовалась в общем-то, а дядю Женю признала сразу. Хороший он мужик всё-таки.
– А где Сенечка? – Замотала я головой, ища трёхгодовалого братика.
Ну и что, что у нас лоскутная семья. Живём мы дружно, даже счастливо.
– А вот и ты! – обрадовалась я ребёнку в комбинизончике и протянула пирожное.
Сенечка резко тряхнул мою руку и пирожное плюхнулось на пол. Я только хотела возмутиться как Сенечка странным образом вытянул губки и прокукарекал.
– Зачем кукарекаешь? – Спросила я.
А мальчонка, у которого почему-то из комбинизончика вдруг вылезли петушиные крылья снова закукарекал.
Когда я проснулась, то вся моя лёгкость, подаренная сновидением, тут же испарилась. Мрачное и тяжёлое осознание новой реальности грузом легко на всё моё существо, хотя во рту до сих пор ощущался вкус эфемерных пирожных. Я закрыла глаза, желая снова вернуться в мой мир, единственный для меня мир и остаться там на всегда. Но заснуть не удавалось. Ком подкатил к горлу и слёзы потекли по щекам, оплакивая саму себя и тех, кого я оставила не по своей воле. Тех, кто сейчас, наверно, скорбит обо мне. Или хуже – надеется, что я найдусь, переживает и не находит себе места от волнения. Мама… Хорошо, что она не одна, хорошо, что есть дядя Женя и Сенечка. А Лёшка? Мне почему-то захотелось, чтобы он страдал, беспокоясь обо мне, корил себя из-за того, что так и не… Я устыдилась своего желания. Нет. Хорошо, что мы так и не стали ближе. Пусть живёт счастливо.
– Алина, ты проснулась? – Услышала я за дверью господина Тилли.
Алина. Наконец-то запомнил как меня зовут. Я улыбнулась сквозь слёзы. Но горечь и тяжесть на сердце никуда не ушли. Чувствовала себя как пирожные из сна: их можно увидеть, можно взять в руки, откусить и даже почувствовать вкус, но это не сделает их настоящими.
– Да, господин Тилли, сейчас выйду.
Несмотря на то, что я ещё не приняла эту новую до жути пугающую меня реальность, забеспокоилась, что он выставит меня. Тилли мне ничего не должен. Я ворвалась в его дом, разбила зеркало, хорошенечко напугала, наверное. Он и так отнёсся ко мне милосердно. Позволил переночевать у себя в конце концов. Но куда же я пойду если меня выгонят?
Я вышла из комнаты с тяжёлым чувством. Наверно глаза у меня были припухшие, потому как посмотрел Грэг на меня с сожалением. А может сочувствует из-за того, что собирается выставить за дверь?
– Проходи завтракать.
Я послушно кивнула и пошла на запах свежезаваренных трав в помещение, через которое уже проходила вчера, когда Тилли вывел меня на улицу. На столе дымилась кастрюля с чем-то, напоминающим манную кашу. От бадьи рядом распространялся манящий аромат трав.
Хозяин дома разложил кашу (это всё-таки была каша) по двум деревянным мискам и плошкой налил чай из второй кастрюли в кружки. Я поблагодарила. Каша оказалась безвкусной, сахара в ней не было вовсе, но я съела всё и даже не отказалась от добавки. Кто знает, когда ещё удастся поесть человеческой пищи. Разнотравный чай, к счастью, оказался с сахаром, и я с удовольствием выпила аж несколько кружек.
– Алина, – проговорил Тилли и по его напряжённому лицу я поняла, что речь пойдёт о моём будущем, по крайней мере ближайшем.
– Да, – напряглась я.
Мужчина молчал что-то обдумывая, собираясь с мыслями.
«Вот сейчас выставит, точно выставит» – решила я.
