Осколки. 12 удивительных ситуаций - страница 6

– Ничего нет.

Он абсолютно безразлично отнесся к этому, опять лег и включил звук, по-моему, еще громче.

Я, признаться, растерялся и продолжал стоять. Но затем опять помахал ему рукой. Он опять сел, убрал звук и молча уставился на меня.

– Что вы тут делаете? Кто вас прислал сюда? – повторил я вопрос.

– Так это, сюда все скоро соберутся. Погоняла куда-то делись. На пиво дашь?

– А вы заметили, что людей тоже нет?

– Каких людей?

– Ну, вообще, людей.

– А я что, не человек? – ответил он ухмыльнувшись.

– Человек, а другие где?

– Я же сказал, скоро соберутся. И вытянув шею, глядя куда-то за меня, добавил: – Вон уже идут.

Я обернулся и увидел несколько небольших групп бродяг, медленно двигающихся к площади со своими вещами.

– Я имею в виду других людей. Обычных.

– А я что, необычный что ли? – И он ехидно засмеялся.

Ужасные зубы в сочетании с грязной щетиной, и непонятно какой одеждой, все же мерзкое зрелище. О запахе, который я начинал чувствовать, не стоит и говорить.

– Ну, вы заметили, что людей в городе нет, то есть стало меньше?

– А мне какое дело? На пиво дашь? – он уже повысил голос, и в нем чувствовалась агрессия или раздражение, сразу не разберешь.

Продолжать общение было бессмысленно. Он был ни при чем. Но меня поразило его абсолютно искреннее безразличие к происходящему, то есть у него было качество, достигаемое другими с большим трудом и на совершенно другой стороне человеческой жизни – там, где начинался и заканчивался порядок человеческого общества.

Моя независимость оказалась недостаточной, и я чувствовал себя неуверенно, общаясь с бродягой. Я скорее хотел, чем был независимым, а он был таким, не стремясь к этому. Видимо, поэтому он меня раздражал. И они меня раздражали, наверное, из-за такого же безразличия ко мне. То есть, они были даже в большей степени независимы, чем я. Они были независимы от меня, уверяя в обратном. И когда я понял, что это чистая ложь, во мне появились признаки независимости – цинизм и высокомерие.

Рассуждая так, я шел уже вверх по улице к мосту, за которым исчезли люди. Я помнил о существовании огромной лестницы мыслителей с неясным основанием, но где можно было различить и Сократа с Платоном, и французских моралистов, и Ницше с Ле Боном. В конце концов, и великих идеалистов-практиков Ленина и Гитлера. Наверняка мои мысли совпадали с какими-то из их суждений, но видимо внутри моего сознания существовала собственная лестница, по которой я должен был пройти, самостоятельно повторив их общий путь.

Не знаю, зачем мне это нужно и что породило во мне такое желание, но смутное подозрение о том, что это кому-то надо, а я являюсь лишь орудием, у меня присутствовало всегда.

Мое мышление было сформировано кем-то для непонятных мне целей. Более того, меня всегда поражало то обстоятельство, что я могу следить за ходом своих мыслей. Если у меня одно я, то кто внутри меня наблюдает мои суждения. Я – это то, что рассуждает, или я – это то, что наблюдает, как оно рассуждает? Что там мое и где там я? Кто сделал так, что мое сознание постоянно что-то ищет, и кому это надо?

Кроме меня и них на этой планете никого нет и, если я не знаю, то, наверное, ответ у них. Они никогда ничего не говорят и не выражаются конкретно. Обо всем нужно догадываться самостоятельно и всегда возникают ошибки, над которыми они в лучшем случае не смеются.

И я пошел за ними, понимая, что первым иду на компромисс, желая получить ответ.