Тогда и встретились первые жертвы.
Эти жалкие шхуны несчастных японских рыбаков не являлись чем-то значимым, если бы не помнить рассказы камчадалов о браконьерских инцидентах, доходящих до смертельных стычек. Не знать, чьими стараниями происходит снабжение японского лагеря на Шушу, кто там – в регулярных силах, кто и сейчас мог оказаться разведкой.
Да и военно-экономическая целесообразность не списывалась.
Дезертир на войну, Вадик Тютюгин, облокотившись на планширь, курил, смотрел, как два деревянными обводами паровых раритета медленно погружались в воду.
Мимо на нижние палубы, конвоем с ленточками «Рюрик», поникшей гурьбой вели пропахших рыбой и ещё чем-то специфическим желтолицых пленников.
– Вы медикус по образованию? – вежливый и осторожный вопрос со спины.
Думал, судовой врач – тоже вышел подымить на воздухе, да на расправу поглядеть…
Ан нет – иеромонах.
– Ну что вы! Инженерное строительное и судовое электромеханическое. Но много уделял естествознанию. Да и супруга бывшая – врач.
– Бывшая?
– Не сжились, разошлись…
– Грешно то.
Следующая добыча (уже посерьёзней) попалась только на следующий день.
Английский пароход «Истри» с грузом угля.
Рожественский, проходя своим отрядом, скрытно и шумно, спеша и целенаправленно, почти предсказуемым, но стремительным маршрутом, наделал шуму-шороху.
Японские власти, как могли, оповестили телеграфом об опасности… И дали «отбой» по восточному побережью, когда поступило известие, что «адмирал Арктики» якобы уже в Китайском море – застоявшиеся в портах посудины побежали навёрстывать упущенные прибыли.
Наверное, именно этим объясняется такое обилие встреченной добычи на пути русского рейдера.
По крайней мере, с английским угольщиком было именно так – отстоявшийся пару суток в порту Йокогамы «Истри» продолжил свой путь к месту назначения в Хоккайдо, чтобы нарваться на «Лену».
– Куда его? – решали советом на капитанском мостике.
Трусов раздумывал недолго, посмотрев заявленные характеристики конфискованного судна:
– Сангарским я бы не рискнул. И с нами до Артура тащить обременительно с его двенадцатью узлами.
– Так куда? – повторил вопрос прапорщик из «доброфлотцев», поставленный капитаном на призовой трофей. Почему-то недовольный этим назначением.
– В Корсаков-на-Сахалине. А там, даст бог, как обстановка будет – уходите во Владивосток.
Потом уже ближе к вечеру пришлось бросить очередную «мелочь-рыбака», развернувшись, погнавшись за дымами на горизонте, настигнув уже в ночи́ по беспечным топовым огням.
Оказался «австриец»-межконтинетал с грузом из Южной Америки.
Командовавший досмотровой партией лейтенант барон Курт Штакельберг вернулся довольный, просто-таки сияя:
– Законный приз: три с половиной тонны маисовой муки в мешках и другой провизии, включая экзотические фрукты… вино!
Где поймали, там и встали, не особо беспокоясь, подсвечивая прожекторами, свозя часть груза себе на борт, доводя судовые запасы провианта (включая жидкий) до необходимых норм. Пока командир опять решал, что делать с судном:
– Сколько этот семитысячник на ходу?
– Капитан злой, как собака, чертями немецкими кроет, – морщился Штакельберг, – то одно говорит, то другое. Но я по низам прошёлся, на дойче с механиками перекинулся – шестнадцать дадут.
– Евгений Александрович, – вмешался Тютюгин, вертя в руке оранжевый плод, – а вот этот груз неплохо было бы доставить в осаждённый Порт-Артур.
