Сколько себя помню, моя мать всегда была верующей. Религия для неё была выражением её свободы. Всю свою жизнь она жила в несвободной стране, и Бог для неё был противоположностью государства. Он был добр и всепрощающ в то время, как государство было безжалостно и злобно. И чем сильнее государство подавляла религию и церковь, тем сильнее верила моя мать.
Больше всего она не хотела, чтобы я становился таким, как все – бездуховным и серым. Она не хотела, чтобы государство во мне победило. Сама эта мысль была для неё невыносимой. Моя мать не могла этого допустить, и она вовремя начала принимать меры. Целью всех этих мер было одно: обратить меня в свою веру.
С раннего детства мать вела со мной разговоры о Боге, религии и Библии. Ребёнком я чувствовал, что для неё это очень важно. Я не понимал, почему, но осознавал, что мать возлагает на меня большие надежды и старался как мог. Я с трудом продирался сквозь дебри Старого и Нового Завета, пытаясь понять их смысл и разгадать значение таинственных фраз. Я учил молитвы на старославянском и думал, о Боге, пытаясь его себе представить.
Шло время и я неумолимо карабкался по лестнице веры. Годам к восьми я успел стать убеждённым маленьким христианином. Как-то раз на уроке в школе учительница спросила у нас во что мы верим. Все стали тянуть руки вверх и отвечать. Потом очередь дошла и до меня. Наша классная руководительница, Вера Валентиновна, спросила:
– Ну а ты, Денис? Во что ты веришь?
Я немного подумал и сказал:
– Я верю в Бога.
На несколько секунд в классе повисла мёртвая тишина, а потом все оглушительно засмеялись. Смеялись так, будто я рассказал самую смешную шутку на земле, словно ничего смешнее сказанного мной и быть не может.
Я смотрел на мою учительницу, не понимая, что происходит. Она выглядела озадаченной: вся как-то изменилась в лице, глаза застыли, а на губах заиграла неуловимая улыбка. Наконец Вера Валентиновна пришла в себя и сказала:
– Ну всё, хватит уже, успокойтесь! Посмеялись – и будет!
В классе стало поспокойней. Потом сзади кто-то крикнул:
– Любой дурак знает, что бога нет!
– Нет есть! – упрямо упёрся я. „Бог есть – я точно знаю!“
Вокруг опять поднялся шум и гам. Дети смеялись и отпускали в мой адрес оскорбительные ремарки и остроты. На этот раз учительнице это окончательно надоело. Она громким голосом проговорила:
– ТИХО!!! Я хочу, чтобы все в классе замолчали! Пусть Денис расскажет нам, почему он верит в бога, а мы послушаем. Давай, Денис, – не стесняйся.
Все быстро поутихли, приготовившись слушать. Я уже не помню, что им там говорил, но говорил я довольно долго. Когда я замолчал, учительница странно на меня посмотрела. Потом сочувственно улыбнулась и спросила:
– А родители у тебя тоже верят в бога?
– Да, мама верующая, а папа так, не очень…
– Понятно – задумчиво проговорила она.
Через пару дней моих родителей вызвали в школу. Я так и не узнал, о чём с ними говорили, но подозревал, что их тоже расспрашивали о Боге и ещё немножко обо мне. Вскоре после этого всё снова улеглось и постепенно вернулось в старое русло. Тема веры в школе больше не поднималась, но тот короткий эпизод надолго осел в моей памяти.
Казалось, в тот день я, сам того не подозревая, пересёк какую-то невидимую черту и ступил на запретную территорию. Это сбивало меня с толку. Раньше со мной ничего подобного не случалось, и я не понимал, что сделал не так. Я лишь смутно осознавал, что всё это было как-то связано с Богом и тем, как все на меня смотрели, когда я говорил о нём. На меня пялились как на сумасшедшего, свалившегося с луны, как на диковинную обезьянку в клетке зоопарка.
