– Завтра много операций.
– Тогда послезавтра, – с надеждой смотрел Женька.
– Слушай, – Ольга направила на Васильева требовательный взгляд, – зачем тебе вообще такая мужеподобная баба, как я? Тебе же со мной непросто? Службе мешаю, наверное…
– Во-первых, – замялся Васильев, – мне с тобой просто интересно. Во-вторых, ничему ты не мешаешь. В-третьих, ты не мужеподобная, ты мне очень нравишься… Так что? Послезавтра уходим в загул?
– Уходим, – кивнула Ольга и спрятала руки в карманы халата.
Васильев глядел через видоискатель фотоаппарата на Ольгу, пытаясь захватить в рамку скелет разбитого дома на заднем плане. Верх здания – острые, почерневшие зубья каркаса – не помещался в кадр. А Васильеву хотелось запечатлеть подругу на фоне мертвого дома. Это была экзотика.
– Оля! – крикнул он. – Ты не могла бы отойти чуть дальше? Поднимись вон на кучу! – И Женя показал рукой на груду битого кирпича.
Ольга повернулась и стала подниматься, осторожно ступая по камням, чтобы не подвернуть ногу. Васильев глядел на нее сквозь фотоаппарат и командовал:
– Еще чуть выше!
Ольга сделала пару шагов, придавила ногой противопехотную мину, и эта мина лопнула, срезав Ольге стопу.
– Ой, бля! – выдохнул Васильев, обсыпанный кирпичным крошевом, и уронил фотоаппарат на грудь.
Ольга лежала на дымящемся от взрыва холме и с недоумением глядела в высокое небо. Джинсы ее, посеченные осколками, намокали красным человеческим соком.
На утреннем разводе командир полка говорил о развале дисциплины, о том, что боевая обстановка действует на многих расслабляюще, что некоторые офицеры думают, мол, война спишет все их грехи.
– Ничего никому война не спишет! – кричал он со злыми глазами, грозя строю пальцем. – В том числе и капитану Васильеву, – командир зыркнул на Женьку, – который, захватив с собой госпитальных блядей, поехал кататься и напоролся на мину. Сделал бабу калекой!..
Васильев побледнел и выпалил:
– Выбирайте выражения, товарищ подполковник! Я не блядь вез, а свою будущую жену!
Командир внимательно посмотрел на Женьку, демонстративно глубоко вздохнул и приказал:
– Капитан Васильев, после развода зайдете ко мне!
– Есть! – резко ответил Женя и потупил взор, чувствуя на себе пристальные и удивленные взгляды сослуживцев.
Феликсовна лежала в палате одна. Под простыней угадывалась ущербность тела. Васильев присел рядом и стал мять дрожащими пальцами полиэтиленовый цветной пакет с соком, шоколадом и прочими гостинцами.
– А я думала, ты мне корягу свою принесешь, с которой раненым ходил? – Ольга попыталась улыбнуться, но отвернулась, закрыв ладонью глаза.
– Оленька, – дрогнул голос у Васильева. Женя уткнулся лицом ей в живот. – Прости меня, пожалуйста. Я сам буду твоей корягой, костылем и протезом. Я ни за что тебя не брошу. Я разведусь с женой. Я все решил.
– Зато я еще ничего не решила. – Ольга шмыгнула распухшим носом и вытерла слезы. – Не надо мне твоих жертв. Сама как-нибудь управлюсь… У тебя ребенок. Не хватало еще, чтоб я лишала его родного отца.
– Никуда мой ребенок от меня не денется, – вздохнул Женя. – Слава богу, в одном городе живем… А тебя я не брошу. – Он взял Ольгу за руку и стиснул ее ладонь. – Я сам во всем виноват и не могу оставаться в стороне. Да и с женой у меня… Сама знаешь…
– Я тебе повторяю, – Ольга повернула к нему стальные глаза, – меня от твоей жалости тошнит! А тем более не нужна твоя жертвенность. Кстати, за счет других.
