– Кому именно?
– Юлии Ивановне Кузьминой. Она мне дает советы, что делать в таких случаях.
– Вы хотите поднять ее среди ночи, эту вашу Юлию Ивановну?
– Она не моя. Юлия Ивановна некоторым образом связана с Михаилом Ивановичем Тухачевским. У них имеется дочь Светлана. Вам это известно?
– Нам все известно.
– Она не рассердится. Она сама настаивает, чтобы я звонил в любое время года.
– Время года?
– Простите, я оговорился. В голове все перемешалось. Время суток, конечно.
– Можно и время года. Я не против. Вивальди, Чайковский и кто там еще?..
– Нет, зачем же? Я не времена года имел в виду.
– Что ж… пожалуйста. Звоните. – Он сам подал отцу трубку, как подают предмет, воспользоваться которым по назначению не возбраняется, а, напротив, поощряется и приветствуется – особенно в том случае, если этим предметом намерены правильно и разумно распорядиться.
– Благодарю. – Отец тянул и медлил, как бывает, если полученное разрешение содержит в себе скрытый запрет.
– Ну, какие там благодарности…
– И все же, все же…
Я слышал этот разговор, и меня до сих пор удивляет, что помощник следователя разрешил моему отцу позвонить. Не должен был разрешить, а вот разрешил.
Разрешил, словно у него были на это свои соображения. И сам не ушел в другую комнату, как обычно уходят, не желая мешать и быть лишним при разговоре, а остался рядом с отцом, чтобы все досконально услышать.
– Звоните. Только прошу покороче. И об обыске ни слова.
– Обещаю.
Отец выдержал немую паузу, вопросительно глядя на помощника следователя: может быть, он все-таки не будет нависать над ним и отойдет немного в сторону? Но тот благосклонно прикрыл глаза в знак того, что и так сделал отцу большую уступку, позволив воспользоваться телефоном.
Отцу пришлось смириться с такой опекой. Он набрал нужный номер, слегка заслоняя плечом трубку – заслоняя, однако, так, чтобы это не выглядело как стремление не допускать посторонних к своим секретам, а воспринималось как нежелание их утомлять своими скучными разговорами.
Набрал и стал подробно расспрашивать разбуженную звонком Юлию Ивановну, как справиться с аритмией.
Он взял карандаш, чтобы записывать, но, когда ему на том конце провода стали что-то диктовать, записал вовсе не название лекарства, а чей-то телефонный номер.
Помощник следователя это сразу заметил, как коршун с вершины замечает любые движения своей будущей жертвы.
– Позвольте… – Он взял у отца листок. – Чей это номер?
– Одного врача… врача из Боткинской больницы.
– А мне кажется, что это номер Михаила Николаевича Тухачевского. Что ж, позвоните и ему…
– Зачем?
– Но вы же приберегали про запас такую возможность. Не зря же вы поддерживали знакомство с Юлией Ивановной. Вот и доложите Михаилу Ивановичу, что Гордей Филиппович Варга арестован, что обыск в его квартире идет полным ходом…
– Но вы же предупредили, что об обыске…
– Доложите, доложите. Михаил Николаевич будет доволен. Он наверняка спросит о тетради, вы же успокойте его. Скажите, что и тетрадь непременно найдем…
– Какую тетрадь? Простите, не совсем улавливаю, о чем вы… Не знаю я никакой тетради.
– А вам и не надо знать, а то ночью спать не будете. Достаточно, что ваш сын знает и нам все расскажет. А уж мы ему за это дадим… подержать настоящий револьвер. Хочешь? – спросил меня помощник следователя, уверенный, что у меня нет другого столь же жгучего и непреодолимого желания, и тут я пронзительным голосом закричал:
