Не нашла, конечно, ни Людвига, ни указаний на то, куда он мог подеваться. Хоть бы записку оставил, зараза!
Последняя дверь интриговала и манила.
Нет, Ксюха не собиралась нарушать запрет. Ей всегда было немного смешно от сказки о Синей Бороде и от любых других сюжетов, где герои из любопытства лезут туда, куда обещали не лезть, даже если совершенно точно знают, что потом им это аукнется.
Да если бы и не знали! У каждого есть право на личную жизнь, и нельзя просто так заглядывать в чужие тетрадки, телефоны и комнаты. В чудом найденные коробки с деньгами тоже, наверное, нельзя, но надо же было убедиться, что это нужная коробка. Да и Людвиг не запрещал, кстати.
Он и в комнату соваться, строго говоря, не запрещал. Просто не хотел, чтобы кто-то туда заглядывал, как не хотел рассказывать о прошлом, ограничиваясь туманными обрывками информации. И Ксюха, приняв правила этой игры, изо всех сил держала в узде свое неуемное любопытство: задавая вопросы, была морально готова не получить ответов.
Но сейчас дело было не в любопытстве. Совсем не в нем.
Сейчас иррациональная тревога скреблась внутри, беспокойно ворочалась, колола острыми гранями неопределенности, мешала думать о посторонних вещах. Вообще мешала думать.
Ощущение было дурацкое, но Ксюха знала – оно не отступит само по себе. Не раньше, чем она убедится, что с Людвигом все в порядке, или хотя бы сделает все возможное, чтобы его найти.
Хотя второе – вряд ли. Скорей уж, когда все возможное закончится, Ксюха начнет думать о невозможном и грызть себя за то, что не способна сотворить чудо. Обычно получалось именно так.
Она подошла к двери, осторожно дотронулась до ручки. Объявила вслух:
– Я только посмотрю, нет ли там Людвига.
Дом, кажется, был не против. По крайней мере, никак не проявил свое недовольство, и Ксюха решила, что молчание – знак согласия.
Дверь открылась легко, на ней не было ни замка, ни щеколды. Точнее, снаружи не было. Снаружи она выглядела совершенно обычной деревянной дверью, такая могла вести в спальню, в библиотеку, в кладовку – куда угодно.
Изнутри же дверь оказалась металлической, из некрашеного железа с пятнами ржавчины. И пол в комнате был металлическим. И стены. И потолок. Никаких заклепок, стыков или трещин – просто темная железная коробка без окон и без…
Ксюха торопливо шагнула назад, придержав дверь, чтобы та не захлопнулась. Потому что оказаться запертой в этом металлическом гробу совсем не хотелось. Там, кажется, даже вентиляции никакой не было – густой тяжелый воздух забивал легкие, мешая сделать нормальный вдох, а низкий потолок заставлял рефлекторно вжимать голову в плечи. Не комната, а какая-то камера пыток!
Чтобы убедиться, что здесь Людвига тоже нет, Ксюхе понадобилась пара секунд, не больше. Из комнаты она не вышла, а буквально выпрыгнула и мысленно пообещала себе больше никогда туда не возвращаться. По крайней мере без очень веской причины.
После такого гостиная с камином, креслами и шкурами выглядела как рай земной: тепло, светло, уютно.
Только вот…
– Где он? – спросила Ксюха. – Куда он пошел? Можешь как-то объяснить? – Тени в углах вкрадчиво колыхнулись. Едва заметно, но вполне достаточно для того, чтобы понять: Дом услышал вопрос. Услышал, но отвечать не торопился. – Не можешь сказать или не хочешь? Или не знаешь? Но хоть что-то объясни, хоть намек дай! Если с ним что-то случится, кто тебя кормить будет? На меня даже не рассчитывай!
