Основы истории философии. Том третий – Новое время - страница 26

4. Коррелятом вовсе не обусловленного, или субстанции, является просто обусловленное, которое Спиноза иногда вместе с аристотелианцами называет accidens, но обычно вместе с картезианцами modus, также modificatio или affectio. Он объясняет модус как то, что находится в другом, так что оно может быть понято только через него (I, def. 5), или требует его как своего предшествующего и вспомогательного понятия (I, pr. 8. Schol.). Как бесконечное пространство как предпосылка детерминированной фигуры очень хорошо мыслимо без нее, но не мыслимо без нее, так и субстанция не может быть мыслима, но способ, которым она certo et determinato modo expressa, может; детерминированное бытие может мыслиться как несуществующее, само бытие – нет (I, pr. 24. Ep. 28). Именно по этой причине только субстанция обладает вечностью, то есть существованием, вытекающим из определения, тогда как способ не обладает, так же как sic есть единство, исключающее всякую множественность, тогда как существует множество способов, и так далее. Короче говоря, к субстанции и модусам прилагаются столь противоположные предикаты, что он сам сравнивает их различие с различием прямого и кривого. Они, как и положено коррелятам, диаметрально противоположны друг другу. И опять же, как это естественно для коррелятов, они указывают друг на друга, и это отношение Спиноза фиксирует таким образом, что называет субстанцию causa (но не transiens, а immanens) тех модификаций, причиной и целым которых она должна быть одновременно. Мое сравнение ее отношения с отношением Оккана к вечно исчезающим волнам, правда, вызывает детскую насмешку, но кажется мне столь же обоснованным, как и сравнение Спинозы в «Кратком трактате» с отношением Интеллекта к его идеям, суммой которых он является, или же как другое в «Этике», согласно которому субстанция относится к модусам так же, как линия относится к существующим в ней точкам (как это возможно). Теперь, если Спиноза во многих местах своей работы утверждает, что в действительности существует только субстанция и ее изменяющиеся формы или модификации, возникает вопрос, как отдельные вещи, res particulares, о которых он очень часто говорит, находят место в его системе? Если понимать под отдельными существами или вещами, как мы хотим это сделать, – (сам Спиноза связывает со словом res самые различные значения) – существа, существующие сами по себе, независимые существа, то спинозизм, собственно, не излагает вещей. Но мы приходим к вещам, только делая модусы, которые по своей природе зависимы, независимыми, абстрагируясь от того, что является их природой, что они есть только в других; в этом абстрактном представлении мы таким образом преобразуем их, как в одном из использованных образов мороз превратил бы волны в куски льда, в другом – игла, рассекающая линию, превратила бы их в точки. Спиноза называет этот абстрагирующий и фрагментирующий способ взгляда на вещи воображением (см. далее подпункт 11), и поэтому придется сказать, что только воображение делает (независимые) вещи из (зависимых) модусов.

Если теперь называть простую сумму отдельных существ, совершенно вне законной связи, как это делает общепринятый обычай, а также Кант в противоположность природе, (чувственным) миром, то Якоби и Гегель правы, когда они, особенно в противовес тем, кто обвинял Спинозу в превращении мира в Бога, утверждали, что он скорее отрицал мир. Если сравнить, слегка изменив образ, использованный самим Спинозой, субстанцию и ее модусы с поверхностью и фигурами, которые можно на ней начертить, то это фрагментирующее действие воображения можно сравнить с разделением этой поверхности на бесконечное число очень маленьких квадратиков, каждый из которых будет образом того, что мы называем, вместе со Спинозой, res particularis или individuum. Если мы теперь спросим, что является условием (causa proxima) существования такого квадрата, то это, конечно, не бесконечная поверхность, а окружающие ее квадраты, и положения Спинозы о том, что ни одна конечная вещь не следует из Бога и не имеет его в качестве своей (непосредственной) причины, но что каждая из них обусловлена конечными вещами, а те – конечными вещами, так что конечные вещи следуют только из конечных вещей (I, prop. 28), вполне объяснимы. Точно так же и то, что всякое отдельное существо, поскольку оно обусловлено другим, есть вещь вынужденная, а потому не свободная или необходимая, что оно, следовательно, есть нечто случайное, что нельзя вывести из его определения или постичь a priori, но только опытом (т. е. воображением) (II, pr. 31. Coroll. Ep. 28).