– Подождите. Какое сейчас число, месяц, год?
– Девятое, нет, уже десятое ноября восемьдесят второго года, – Шпана широко улыбнулся, сверкнув золотой фиксой, – мне до звонка ровно неделя осталась. Семнадцатого свалю от хозяина.
– Тысяча девятьсот восемьдесят второго года? – Переспросил Вадим, ошалело глядя на Шпану.
– Ну не восемьсот же, – хохотнул тот.
– Так вот… – Вадим выдержал паузу, лихорадочно прикидывая, что можно сказать, а что – нет. – Так вот, вчера у меня было 15 марта 2011 года. Мне было пятьдесят шесть лет. Офицер запаса, шестнадцать лет на пенсии, лежал в больнице в городе Витебске, готовился к операции по удалению камня в желчном пузыре. У меня была жена, с которой прожил более тридцати лет, двое взрослых детей. Последнее, что я помню, это как меня вкатили в операционную, сделали укол в вену и дали понюхать маску с наркозом. Проснулся здесь.
Вадим говорил негромко, но чувствовал, как его мощный бас наполняет собой всю комнату. Его слышали все сокамерники. Шпана смотрел на него с жалостью, как на больного. У Карташа отвисла челюсть. Он пару раз судорожно сглотнул, потом медленно протянул, растягивая слова:
– Ни хрена себе, как у тебя башню сорвало. Такое в натуре только под наркотой может померещиться. Офицер запаса, жена, дети… Какие дети, ты с малолетки отсюда не вылазишь! На свободе был один раз несколько дней и опять сюда…
– А вот этого я совсем не помню. Бурый… Валера… зона, ни малейшего проблеска…
– Подожди Карташ, – Шпана огляделся вокруг и рявкнул, – ну, хуля уставились! У нас тут свой базар… Слиняли все! Быстро!
Вокруг мгновенно стало пусто. На верхних нарах они остались втроём. Хотя куда можно слинять в закрытой камере Вадиму было непонятно.
– Слышь, – добавил Шпана вполголоса, обращаясь к Карташу, – ты обратил внимание, что он базарит как то не так… Бурый больше трёх слов подряд вообще редко когда говорил, а тут целая речь. И ещё как то, – Шпана замялся, подбирая слово, – грамотно уж больно, что ли…
– Точно ты подметил! А я смотрю, чё то не то… и не пойму, что именно.
В этот момент с лязгом распахнулась входная дверь, и уже знакомый Вадиму голос с коридора объявил:
– Завтрак. Первая хата, вы одни остались.
– Ты жрать то хочешь? – Шпана участливо взглянул на Вадима, – пойдём похамаем, потом продолжим.
Вадим действительно уже давно ощущал чувство голода. Молодой здоровый организм Валеры требовал своё. Запах еды, наполнивший камеру, вовсе не показался каким-то отвратительным, скорее наоборот. Видимо Валера привык к такому питанию. И мочевой пузырь давно уже требовал облегчения.
– И не только жрать, – Вадим посмотрел на перегородку у параши.
– Это у нас запросто, – понял его Шпана и полез вниз, за ним Карташ.
Вадим неловко спустился с нар, под внимательными взглядами сокамерников прошел к перегородке, с удовольствием помочился в деревянный бочонок, подошёл к умывальнику, вымыл руки, ополоснул лицо, потряхивая кистями рук, растерянно оглянулся в поисках полотенца.
– Держи свой полотенчик, – подвернувшийся Карташ услужливо протянул ему вафельное полотенце. Вадим вытер руки, вернул Карташу полотенце и проследил, куда он его повесил. Потом вместе с Карташом они подошли к двери, где через прямоугольное отверстие получили от баландёра по железной миске с порцией пшённой каши заправленной жиром.
– Привет Бурый! Где твоя кружка, – стоявший рядом с раздатчиком осуждённый держал в руках черпачок, которым он отмерял норму сахара из железной миски и отсыпал в подставленные кружки.
