Абсолютное зло, как и зло вообще, не есть небытие. Напротив, в самом опасном преступлении учинивший его человек живет наиболее полной жизнью, реализует в нем свои грязные и порочные, но жизненно важные для него влечения и потребности, в которых не всегда сможет признаться даже самому себе. При этом особо опасный преступник может и не любить самого себя, более того – презирать себя за то, что его влечет к жестокому насилию, и все-таки прибегать к нему, в основном потому, что он – такой. Для него это рациональное поведение.
Возможность зла у особо опасных преступников скрыта в темной основе их бытия, в вытесненных в бессознательное тягостных и болезненных переживаниях, в том, что К. Г. Юнг называл Тенью. В Тени нет и не может быть добра, но абсолютное добро, как и абсолютное зло, существует. Верующий человек его носителем назвал бы Бога, но оно может быть воплощено во вполне земном существе, например в матери и материнской любви. Абсолютное зло способно создать лишь что-то временное и преходящее, даже если мы проследим нечто, состоящее из множества актов такого зла, даже если оно провозглашает своей целью добро, но такие намерения всегда эфемерны и лживы.
Человек часто совершает особо опасные преступления не в результате свободного и осознанного выбора, ситуацию выбора он вообще может не ощущать, или такой ситуации у него просто может и не быть. Если же она есть, его собственная природа не выступает в качестве гарантии правильного, т. е. социально одобряемого выбора. Он выберет тот путь, который предопределен его нравственными и психологическими особенностями, жизненным опытом и его уроками, при этом он как бы не замечает других возможностей, они для него попросту не существуют.
Один из самых распространенных взглядов на природу агрессии состоит в том, что она является следствием фрустрации. Такой взгляд отнюдь не представляет собой упрощение сложной проблемы, а поэтому его можно использовать для объяснения и особо опасных преступлений. Прежде всего замечу, что насилие, в том числе жестокое и циничное, фрустрация может вызывать у людей, которые усвоили привычку реагировать на нее и другие раздражающие факторы агрессией, а не как-нибудь иначе. В других случаях фрустрация может быть замаскированной и для самого виновного, ее не всегда обнаруживает и посторонний наблюдатель. В качестве примера можно привести действия наемного убийцы – снайпера: тот, кого он убивает, ему совсем не знаком и не может быть источником фрустрации у киллера. С этим нельзя не согласиться, однако данный человек все-таки может быть убит не потому, что вызывает негативные реакции у преступника, – фрустрационные воздействия на последнего оказывают иные люди и обстоятельства, он же отвечает на них путем уничтожения другого, совсем ему незнакомого человека. Здесь имеет место смещение агрессии. В отдельных случаях наемный убийца исполняет «заказ» потому, что намечаемая жертва принадлежит к ненавистной ему этнической, религиозной или иной социальной группе.
Особо опасное преступное поведение может быть зависимым – от самого действующего субъекта. Поскольку такая зависимость (назовем ее поведенческой) очень важна для понимания субъективных источников такой активности (ее можно наблюдать и у тиранических правителей, и у сексуальных убийц), рассмотрим ее более обстоятельно.
Прежде всего отметим, что современные наука и практика еще не выработали сколько-нибудь эффективных способов воздействия на лиц с зависимым (от самого себя) поведением. По этой причине вменяемым или ограниченно вменяемым может быть признан человек, который в действительности не был способен блокировать свою преступную активность, хотя и вполне сознавал ее общественную опасность.
