Особый отдел и тринадцатый опыт - страница 3
– Зачем ей жаловаться, переселившись из дряхлого старческого тела в новенькую оболочку? – удивился Цимбаларь. – Тут ликовать надо.
– Кое-кто, замечу, и ликует. Но это случается крайне редко. За долгие годы совместного существования душа так прирастает к телу, что воспринимает естественный процесс разъединения как мучительную травму. Тем более что на первых порах новое тело кажется ей клеткой, а то и гробом. Она не способна управлять ни его движениями, ни его чувствами. Гадить под себя и осознавать это – не очень-то приятно. Пройдут долгие годы, прежде чем тело и душа вновь сольются воедино. Но к тому времени прежняя память будет давать о себе знать лишь мимолётными видениями, называемыми у нас «дежа вю»… Это я к тому, что от прослушивания плача новорождённого нельзя ожидать чересчур многого. Конечно, есть великие души, выдающие себя первым же сказанным словом, которое одновременно является и последним словом предыдущего хозяина, зафиксированным в воспоминаниях современников. Например, одна девочка пяти дней от роду всё время повторяла: «Поцелуйте меня в задницу, палачи!» Из достоверных источников известно, что таковы были последние слова наполеоновского маршала Нея, казнённого роялистами.
– Такую фразу могли произнести тысячи, если не миллионы людей. – Цимбаларь с сомнением покачал головой. – Вот если бы, к примеру, девочка упомянула именно королевских палачей, тогда совсем другое дело… Между прочим, в музее Владимирского централа имеется фотокопия надписи, сделанной в ночь перед расстрелом знаменитым налётчиком Пашкой Кречетом: «Поцелуйте меня в жопу, совдеповские палачи!» Как видите, один к одному.
– К сожалению, на ангельском языке не может существовать таких понятий, как «королевский», «совдеповский», «фашистский» и так далее. Это слова-уроды, придуманные смертными людьми, а ангелы употребляют только возвышенные, вечные понятия. Найти им аналоги в человеческой речи не так-то и просто.
– Действительно, нелёгкая у вас работёнка, – посочувствовал Цимбаларь.
– Я бы так не сказал, – возразил велеречивый Кульяно. – Понимание ангельской речи даётся мне так же легко, как сочинение музыки Моцарту или стихосложение Пушкину.
– Да и берёте вы за свои труды, наверное, не меньше, чем Моцарт. – Как Цимбаларь ни крепился, а удержаться от колкости всё же не смог.
Однако Кульяно пропустил эту реплику мимо ушей – надо полагать, уже привык. Тут в разговор мужчин вмешалась Людочка, уже покончившая с кормлением ребёнка.
– Всё это, конечно, весьма любопытно и поучительно, но нас больше занимает собственный ребёночек.
– Как раз к нему я сейчас и перехожу. – Кульяно принял строгий вид. – В нашем деле без преамбул никак нельзя… Если мне не изменяют врождённые способности, опыт и интуиция, душа, воплотившаяся в вашего ребёночка, прежде принадлежала особе мужского пола, умершей насильственной смертью в расцвете лет.
– Вот те на! – вырвалось у Цимбаларя.
– Кстати, ничего плохого в этом нет, – продолжал Кульяно. – Долгие годы увядания и немощи влияют на душу гораздо хуже, чем внезапная ранняя смерть. Кроме того, в случаях, подобных нашему, душа гораздо быстрее адаптируется в новом теле.
– Но это всё общие слова. – В голосе Людочки сквозило разочарование. – А нам хотелось бы знать подробности. Предыдущая клиентка, например, громогласно заявила, что её ребёнок обрёл душу царицы Савской.