— Я буду гулять с коляской, и прохожие будут думать, что это мой ребенок, — улыбается радостно, а затем отцу предлагает: — А может…
— Нет! — решительно заявляет отец. — Совсем уже?
— Ладно, я пойду отдыхать.
Думаю, дальнейший их разговор не предназначен для моих ушей. Я тихо прикрываю за собой дверь и иду к себе в комнату. Принимаю душ, а затем не замечаю, как засыпаю.
Глаза открываю уже в темноте. Просыпаюсь от чувства голода. Есть хочу так сильно, что готова сожрать слона. Встаю, набрасываю халат, надеваю тапочки и выхожу из комнаты. Проходя мимо кабинета отца, совсем не планирую подслушивать, это получается непроизвольно, само по себе.
— Ищите, Роман, ищите. Я должен знать его имя.
— Можете объяснить подробнее, что искать?
— Все… Узнайте, с кем встречалась последние три месяца, подруг расспросите.
— Думаете, они расскажут?
— Конечно, нет, — раздраженно говорит отец. — Мне что, учить вас? Вы парни молодые, они девчонки видные, сделайте вид, что заинтересованы, и попытайтесь что-то узнать. Учить вас должен?
Я вздрагиваю от сухого тона отца и ошарашенно смотрю на дверь. Если оттуда сейчас кто-то выйдет, меня поймают с поличным, и отец изменит тактику. Сомневаюсь, что он избавится от желания узнать, с кем я встречалась, значит, придумает что-то еще. Спохватившись, быстро снимаю тапочки и сбегаю по лестнице вниз. Скрываюсь на кухне. Желудок урчит от голода, и я достаю из холодильника все, что попадается на глаза – соленые огурцы, клубничный йогурт, вареную колбасу, которую тут же запихиваю обратно. Правильное питание, как-никак. Правда, маринованные огурцы – не самый лучший вариант, но почему-то их больше всего хочется.
Именно с ними в тарелке меня и застает папа. Удивляется, конечно, когда видит меня на кухне в такое время. Я обычно вечером не ем. Днем наедаюсь до отвала, а по вечерам пытаюсь не лопнуть. А тут вот…
— Маму твою тянуло на селедку. Как сейчас помню…
Что папа рассказывает – не слышу. Мне сразу же дурно становится. Я почему-то тут же представляю себе запах селедки. Кривлюсь и сглатываю подступившую к горлу тошноту. Не выходит. Хорошо, что туалет недалеко от кухни. Я быстро там закрываюсь и освобождаю желудок от всего съеденного. Пока умываюсь, папа стучит в дверь:
— Кирюш… ты как там?
— Нормально! — кричу, умываясь.
Мне требуется еще пара минут, чтобы выйти.
— Ни слова о селедке! — предупреждаю сразу.
— Ладно.
— Снова голодная, — говорю с сожалением и на папу посматриваю.
Я слышала его разговор. Понимаю, что он задумал, и боюсь этого. Мы с Кириллом, конечно, не светились, да и девчонок я предупрежу никому и ничего не говорить, но все равно успокоиться не могу. Как представлю, что отец узнает…
А Кирилл… что будет, когда о моей беременности узнает он. И не от меня – от папы. Представить невозможно его реакцию.
— О чем задумалась?
— Ни о чем, — отмахиваюсь и сажусь за стол. Накладываю себе огурцов под пристальным взглядом папы.
Правда, когда открываю упаковку клубничного йогурта и макаю туда огурец, папа смотрит уже с нескрываемым шоком во взгляде.
— Вкусно?
— Ошень…
Папа смеется и садится напротив, наблюдая за мной. Почему-то я не могу на него злиться за тот приказ, что он отдал своим людям. В чем-то я его понимаю. Я его дочка. Единственная и самая любимая, он всегда будет искать и наказывать виновных, всегда меня защитит и оградит от проблем. Ему нужно знать, кто отец ребенка. Он хочет, чтобы я была счастлива. И я хочу, но никак не могу найти в себе силы и рассказать Багрову о ребенке. Не представляю, как он отреагирует, ведь рассказывать нужно не только о беременности, но и о себе. Прикинуть сложно, какая из тайн его разозлит больше.
