***
Помимо него мне составлял компанию толстый парень по имени Никита, который по комплекции тела напоминал хомяка или мышку, и Глеб, строчивший сообщения своей девушке.
Никита был самым младшим в нашей компании, ему всего-то было лет двенадцать. Одет он в эту ночь в черный спортивный костюм с белыми полосками вдоль рук и ног. Если вы услышите слово «гопник», то на экране вашего стереотипного мышления появится человек именно в таком костюме. Но Никита к гопникам не относился. В душе он был весьма добрым, честным (неиспорченным?) ребенком и одной ногой пока еще стоял в детстве, а вторую уже перекинул через забор, ступая на почву взрослой жизни. Он из разряда тех людей, к которым я тянулся с дружеской теплотой, словно Никита был моим младшим братом, за которого я нес ответственность всегда и везде. Он обладал лишним весом и постоянно заикался, из-за чего я в первые дни нашего знакомства не мог понять, о чем он говорит. Год назад, гуляя с ним по улице в один летний солнечный день, я, после долгих внутренних сомнений и споров с самим собой, все же решился задать ему интересующий меня вопрос.
***
– Слухай, Никитос, а почему у тебя такие дефекты речи?
– Ты про то, что я заи-и-и-каюсь?
– Да.
– Ко-о-о-о-гда я был мал-о-ой, меня бра-а-а-ат взял с собой на-а-а-а речку. Он ку-у-у-пался, а я на берегу си-и-идел. А потом он на-а-а-чал тонуть, а я тогда не умел еще пла-а-а-вать. И брат то-о-о-огда у меня на глазах у-у-у-тонул.
Честно говоря, история Никиты меня сильно шокировала. Сам я редко сталкивался с таким явлением, как потеря близкого человека. Конечно, и в моей семье люди умирали, но это было в таком возрасте, что никто из взрослых и не удивлялся их смерти. А тут… После этого разговора, я начал по-другому на него смотреть. Ведь вы даже представить не можете, сколько всего не знаете о людях, с которыми можете общаться годами.
– А сколько брату лет было?
– Семь.
***
Еще одна причина, по которой я относился к Никите, как к брату, – это сходство с моим родным братом. Его тоже зовут Никита, и он тоже страдает избыточным весом. Но, несмотря на теплое и дружеское отношение к обоим Никитам, я никогда не упускал возможности над ними пошутить. Мне все чаще кажется, что смех – единственная форма общения, которой я владею в совершенстве. Иногда даже ко мне приходит в голову мысль о том, что если бы в мире не существовало шуток, то я бы родился немым.
– Никитос, – обратился я, – у меня есть для тебя бизнес-план.
Осмотрев взглядом (хотя, что там в темноте увидишь!) обшарпанные стены, грязный стол с отпечатками подошв (приблизительно сорокового размера), разбитое окно, скрипучую дверь и пылившийся в углу деревянный сундук, я продолжил:
– Короче берешь, выгребаешь отсюда все дерьмо, отбеливаешь стены и обустраиваешь здесь пятизвездочный отель. Над входом повесишь табличку «В гостях у Никитоса». Комнаты эти переделываешь под номера, чтобы люди могли жить нормально, и начинаешь капусту рубить.
– А потом приходит Семеныч и все отбирает, – засмеялся Глеб. Семенычем у нас звали главу села, который и гонял нас постоянно из конторы.
– Ну да, – задумался я, – и меняет табличку. «В гостях у Семеныча».
***
Каждый год, видя Глеба, я спрашивал у него, сколько ему лет и в какой класс он пошел, и каждый раз удивлялся ответу. Пятнадцатилетний парень в вопросах сигарет и алкоголя был гораздо опытней меня. Я в этой теме полный ноль, ибо спирт и табак для меня являлись запретной территорией с табличкой «Terra Incognita», куда ходить не разрешало табу, наложенное племенем порядочных тараканов в голове. А Глеба всегда в деревне посещала матушка Кураж. Видимо, тараканы у него не те (но это не мешало нам дружить). Прошлым летом мы, сидя с ним на берегу реки, завели разговор:
