Оставь себе Манхэттен - страница 5



Хмурое выражение лица Лорел было видно за милю. Чтобы добраться до круглого загона возле конюшен, она пересекла всю парковку размером с футбольное поле и потому выглядела не слишком довольной. Бросив поводья моей буланой кобылы одному из работников ранчо, я направился к ней. Чем дальше Лорел придется пройти ради разговора со мной, тем больше она будет жаловаться на это позже.

– У тебя что, сломаны пальцы? – рявкнула она.

Я был почти на сто процентов убежден, что это риторический вопрос, но с ней никогда нельзя быть уверенным наверняка.

Лорел Робинсон была внушительной, громогласной личностью, втиснутой в женское тело размером с пинту. Миниатюрная во всем, за исключением груди. Лучший способ описать ее – назвать мощной. А также лучшим администратором, которого только можно пожелать. Если бы Лорел не рассказала мне все о повседневных заботах по управлению скотоводческим ранчо, когда я только купил это место, я бы и минуты не продержался и улетел в Нью-Йорк.

– Ну… сломаны или нет?

Пуговицы на груди ее фланелевой рубашки грозили вот-вот разлететься в стороны. Позади себя я слышал, как несколько работников ранчо заключали пари, когда именно это произойдет.

– Нет, мэм, – ответил я с легкой улыбкой на лице.

Я быстро усвоил, что хорошо поставленное «мэм» в дополнение к одной из моих фирменных улыбок, от которых появляются ямочки на щеках, во многом помогает успокоить ее взвинченные нервы.

Бегущие впереди Ромео и Джульетта поприветствовали меня, помахав хвостами. Их мокрые носы уткнулись в мои руки. Как бы я ни любил Лорел, иногда то, что она работала на меня, было в несколько раз хуже работы на моего старика. Она вырастила пятерых мальчиков, двое младших сыновей до сих пор жили с ней. Так что, возможно, ее подход к работе и жизни в целом был как-то с этим связан. Вероятно, именно поэтому она всегда оставалась сторонником железной дисциплины.

– Тогда почему ты не отвечаешь на звонки по мобильному? Твой отец висит на стационарном телефоне… Снова.

Моя улыбка сменилась гримасой разочарования. Отец уже несколько дней разрывал телефон, и это не предвещало ничего хорошего. Вот почему я не отвечал.

– У меня больные колени. Я не могу гоняться за тобой по всему ранчо только потому, что ты угрюмый мальчик, у которого проблемы с отцом.

В возрасте тридцати восьми лет я не был мальчиком и не имел «проблем с отцом». Насчет угрюмости можно поспорить, но я был не в настроении обсуждать это с Лорел. Меня на телефонной линии в кабинете и так уже ждал один конфликтный человек. И все равно было бы лучше, если бы я держал рот на замке. Это я тоже очень быстро усвоил.

– Разве я не просил сказать отцу, если он позвонит, что я проверяю линию ограждения?

Вопрос прозвучал резче, чем планировалось: мысль о предстоящем телефонном разговоре вызвала у меня раздражение.

– Я говорила это последние три раза, когда он звонил. Он не дурак, Скотт, и я не люблю лгать. Он твой отец. Просто поговори с ним. Сорви наконец-то пластырь и покончи с этим.

Лорел ничего так не любила, как раздавать советы, которые мне были ни к чему. Но несмотря на это, в ее словах была доля правды. Я действительно должен сорвать пластырь.

Сегодня на Лорел были джинсы, которые плотно облегали бедра. Звук шаркающих друг о друга штанин подсказал мне, что она изо всех сил старается не отставать. Я притормозил, чтобы она догнала меня. Пришлось бы здорово поплатиться, если бы я добрался до кабинета раньше Лорел. Тогда я бы действительно никогда не узнал, что хочет сказать отец.