Над головой плавно неслись низкие облака, серые, белые и черные – то прячась друг за дружкой, то снова показываясь.
Я дал ему вырваться сильно вперед, дал затеряться в дожде, пока его совсем не поглотило сырое серое марево. Тогда и только тогда я побежал.
Это моя тайна, одна из них, неведомых никому, кроме Мораг, моей жены, и Джонни с Джеймсом – моих сыновей, и дочери, Флоры (да упокоят Тени ее горемычную душу): я могу бегать и бегаю хорошо, и, если надо, бегу быстрее, дольше и тверже на ногу, чем любой человек нормального роста. Вот так я тогда и побежал, сквозь дождь и туман, держась возвышенностей и лезущих из земли костей черного камня, но все же пониже горизонта, чтоб не бросаться в глаза.
Он был сильно впереди меня, но я вскоре увидел его, и нагнал, и незамеченным промчался мимо, оставив между нами бровку холма. Внизу текла река. Я могу бежать целыми днями, не останавливаясь, не уставая. Это первый из моих секретов, но есть среди них и такой, который я не открывал до сих пор никому.
Мы уже решили, где встанем лагерем в первую ночь на Острове Туманов. Колум сказал, что под скалой, прозывающейся Человек-с-Собакой, потому что выглядит она точь-в-точь как старик и пес рядом с ним. Этой скалы я достиг ближе к вечеру. Под ней обнаружился грот, хорошо защищенный, сухой; в нем те, кто ходил этой дорогой до нас, оставили кучу растопки – хворост, палочки-сучочки. Я развел костер и хорошенько у него просушился – разогнал из костей холодрыгу. Дым так и стелился наружу и дальше, по вереску.
Уже совсем стемнело, когда Колум ввалился в пещерку и уставился на меня так, будто и не ожидал встретить по эту сторону полуночи.
– Что так тебя задержало в пути, Колум Макиннес? – невинно осведомился я.
Когда он ничего не ответил, я продолжал:
– Вот форель, сваренная в горной водице, и огонь, погреть кости.
Он ограничился тем, что кивнул. Мы съели форель и выпили виски, чтобы согреться. У дальней стенки грота громоздилась куча папоротника и вереска, сухая, коричневая, высоко взбитая, и той ночью мы спали в ней, поплотней завернувшись в сырые плащи.
Проснулся я в темноте. Горло мое холодила сталь – плоская сторона лезвия, не край.
– С какой стати тебе убивать меня посреди ночи, Колум Макиннес? – поинтересовался я. – Путь наш неблизок, и до цели еще далеко.
– С такой стати, гном, что я тебе не доверяю, – ответствовал он.
– Это не мне ты должен доверять, – возразил я, – а тем, кому я служу. А ежели ты ушел со мной, да без меня возвратишься, найдутся такие, кто знает имя Колума Макиннеса и кто пустит его по устам. Хочешь ли ты, чтобы имя твое трепали в Тенях?
Холодное лезвие никуда не делось.
– Как так вышло, что ты опередил меня?
– И как так вышло, что я отплатил тебе добром за зло, разведя огонь и приготовив еду? Меня не так-то легко потерять, Колум Макиннес, и негоже проводнику поступать так, как ты поступил сегодня. А теперь убери свой кинжал от моего горла и дай мне поспать.
Он, по обыкновению, ничего не сказал, но клинок спустя несколько мгновений исчез. Я заставил себя не вздохнуть и не выдохнуть, надеясь, что ему не слыхать, как у меня колотится сердце. Больше до рассвета я глаз не сомкнул.
На завтрак я сварил нам овсяной каши и покидал в нее несколько слив, чтобы хоть как-то их размяг-чить.
Горы высились перед нами, черные и серые на фоне небесной белизны. Над ними кругом ходили орлы, огромные, с истрепанными крыльями. Колум взял шаг поумереннее, так что я просто шел рядом – хоть и на один его приходилось по два моих.
