Жаль, конечно. Если бы автоматы оставались на наших улицах, я взяла бы троячок с собой, но денежка была мне без надобности. Да и негоже отбирать монетки у моря. Кто-то бросил, – значит, хотел вернуться. А заберёшь монетку, – помешаешь человеку, собьёшь с пути, расколешь мечту. Ответственное, получается, дело! Очень даже не простое! Я разжала ладонь, и монетка, кувыркаясь, поплыла вниз.
Повторно набрав в лёгкие воздух, я вновь погрузилась – и на этот раз уже не спешила. Плыть над песчаным дном было удивительно интересно. Я походила на исследователя, который вот-вот столкнется с каким-либо чудом, и чудеса действительно попадались на каждом шагу. В виде облепленной известковым налетом коряги или смутного орнамента замаскировавшейся камбалы. Внимание мог привлечь даже головастый бычок, загорающий на каком-нибудь взгорке. Он не ел, не жевал, – просто полеживал себе на животике, философски взирая на всё проплывающее мимо. К одному такому красавцу я не выдержала и спустилась поближе. Даже подхватила со дна камень покрупнее, чтобы меня не вытолкнуло на поверхность. И всё равно ноги мои задирало вверх, только голова оставалась на уровне дна, позволяя премудрому бычку смотреть мне прямо в глаза.
Не знаю, сколько ему было лет, но я абсолютно не верила в то, что он не понимал моих мыслей. Конечно, он всё понимал и наверняка сознавал, как мне сегодня плохо. Только чем он мог меня утешить, кроме как своим бесконечным доверием? Он не уплыл даже тогда, когда я осторожно поднесла к нему руку. Конечно, умняга такой понимал: ни хватать, ни щипать его я не собираюсь. Правда, мне, в самом деле, хотелось его погладить, но делать этого я не стала. Не хотелось обманывать ожидания морского философа. Кроме того, однажды я уже погладила ската-хвостокола, – и уж этот зверюга отыгрался на мне по полной. Вдарил – так вдарил! Вонзил в ладонь кинжальных размеров шип и равнодушно уплыл. Все равно как машина, только что сбившая пешехода. До берега я кое-как добралась, но за рукой стлался кровавый шлейф, а от боли ломило всё тело. Оставалось только радоваться, что в наших морях кроме безобидных катранчиков никаких других акул не водится. Расхватали бы по пути на кусочки.
– Ты умный! – сказала я бычку, и гроздь пузырей, массируя щёки, упорхнула вверх. – Умный, хороший и добрый…
Мне показалось, что бычок меня понял. Плавники его чуть дрогнули, в чёрных бусинках глаз мелькнули смешливые искорки. Возможно, он хотел услышать от меня ещё что-нибудь, но воздух закончился, а жабрами к своим тринадцати годам я так и не обзавелась. Пришлось срочно всплывать и дышать, дышать, дышать…
Хорошо было Ихтиандру! Вот уж с кем я махнулась бы телами, не глядя. Пусть бы расхлёбывал мой раздел-водораздел, а я тем временем пожила бы какое-то время в море – по соседству с дельфинами и бычками. Может, даже отыскала бы того давнего ската, что обидел меня. Уж я бы этому хаму и придурку втолковала, что так порядочные рыбины не поступают! Потаскала бы его за хвостище!..
Уже на пути к берегу я время от времени выскакивала из воды повыше, тоскливо крутила головой, пытаясь разглядеть дельфинов, но сегодня их не было – ни единого плавника на многие километры. Такой уж это был злосчастный день.
Выбравшись на сушу, я, словно тряпку, отжала волосы и вновь натянула на голову наушнички. На этот раз угадала на Марию Кэрри. По радио её, правда, именовали Мэрайей – на американский манер, но я всякий раз морщилась и ничего не понимала. Как можно называть Святую Деву Марию какой-то Мэрайей? М
