Неожиданно одна работница обратилась ко мне:
– Закрывать нас будете?
Взгляды ближайших работниц вдруг стали осмысленными, они с явным интересом ожидали моего ответа. Глаза женщин над марлевыми повязками внимательно смотрели на меня, в глубине их таилось напряжённое ожидание. Я не смог заставить себя сказать правду:
– Почему закрывать? Мы хотим вас модернизировать.
– Нас до этого уже приватизировали, реформировали, оптимизировали, сливали, а потом снова разливали. А теперь, значит, вы нас модернизировать будете?
Женщина казалась столь бесхитростной, что мне стало неловко за свою ложь. Я промычал в ответ что-то, чего и сам не понял, кисло улыбнулся и поспешил отойти в сторону.
– Не переживай, после модернизации ещё инновация будет, – послышалось за спиной, и работницы засмеялись.
Делать на заводе нам больше было нечего. Собственно говоря, мы достигли цели поездки – увидели и оценили то, для чего сюда ехали. Другое дело, стоило ли ради этого проделывать столь мучительный путь…
Найдёнов порывался проводить нас до вертолёта, но мы отказались. Я мог бы сказать, что, прощаясь, он выглядел ещё более хмурым, чем при встрече, но больше было просто некуда.
– Зоопарк! Кунсткамера! Совок во всей своей красе, – по пути к вертолёту Вадим не мог сдержать эмоций. – Ты видел, у директора в кабинете до сих пор висит портрет Ленина? Готов поспорить, что эти туземцы седьмого ноября продолжают выходить на демонстрации. Представь себе: «Здравствуйте, товарищи безымянцы! – Здрав-жел-тов-ди-рек-тор! – Поздравляю вас с годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции! Ура, товарищи!». Ну, не сумасшедший ли дом?
Я засмеялся: изображено было всё очень похоже.
– Они застряли в двадцатом веке и никак из него не выберутся. – Вадим даже не обратил внимания на мою реакцию. – А весь мир уже давно живёт в двадцать первом! Ты директорскую секретаршу видел? Как там её, Офигеновна? Офанареловна?
– Вера Афиногеновна.
Вряд ли Вадим расслышал мой ответ, до такой степени он был сосредоточен на своих мыслях. Он говорил с видом человека, абсолютно убеждённого в своей правоте и не допускающего, что могут существовать другие точки зрения.
– Экономическая эффективность – вот главный критерий. А она и не ночевала на этом заводе. То, что неэффективно с экономической точки зрения, само подписывает себе приговор. Оно обречено на уничтожение. Это не мы им вынесли приговор – они сами его себе вынесли.
– Но рабочие не виноваты в том, что они стали неэффективными. Даже директор здесь не при чём. Виновных надо искать среди тех, кто довёл завод до ручки.
– Какая разница, кто виноват! В любом случае местная популяция совков обречена. Обречена на вымирание. И по той же причине, по которой вымерли динозавры, – в силу своей неспособности к переменам. Экономическая реальность изменилась, страна стала совсем другой, весь мир ушёл далеко вперёд, а они всё твердят о каких-то социальных обязательствах. Они ещё бы про социальную справедливость вспомнили! Социальная справедливость заключается в том, что слабые должны уступить дорогу сильным.
– Ты слишком категоричен. Может, следует дать им шанс?
– Дать шанс им, значит, лишить шанса себя! Эти люди тянут нас назад, они тормозят прогресс. Страна не может двигаться вперёд, пока в ней живут подобные… – Вадим запнулся, подбирая точное слово, – аборигены.
Это «аборигены» прозвучало у него так, словно он, белый человек в пробковом шлеме, рассуждал о нравах племени каннибалов мумбо-юмбо.
