Наступающий, новый день, как и предупреждал Маттиас, начался с общей трапезы в столовой. За длинным раскидным столом на тонких жестяных ножках, собрались все члены группы, кроме одного – Рэднола. Тон беседе, как всегда задавал итальянец. Его шумный поток слов, сдобренный многочисленными воспоминаниями из собственной жизни, – которых казалось у него было штук семь, – лишь изредка прерывался короткими, рубленными фразами остальных участников застолья. Ян слушал с интересом. Этот невысокий черноволосый итальянец, с вытянутым орлиным носом и серыми глазами, безусловно, умел и любил быть в центре внимания. Ян же предпочитал молчать. По крайне мере пока. Он еще только присматривался, наблюдал и старался привыкнуть к новой для него атмосфере. Наконец Энрико добрался и до него.
– Ну что ж Ян, – с торжественной улыбкой протянул итальянец, – тебя можно поздравить.
– С чем? – не чувствуя подвоха удивился Ян.
– Ну как же, – поспешил разъяснить Энрико, – ты теперь являешься полноправным членом всей нашей интербригады. Все по чести – от каждой нации по представителю!
– По-моему это прекрасно, – отозвался Ян.
– Да, и мы умеем решать вопросы дипломатически.
– По-иному и не получается, – усмехнулся Маттиас.
– Именно, – прогремел Энрико, – да здравствует демократия! – и тут же тихо спросил: – Но принцип профессиональной иерархии непоколебим?
– Как и всегда! – перемешивая ложкой горячий кофе, подтвердил Маттиас.
– Значит у нас подлинная демократия, – вздохнул с видимым облегчением Энрико.
Он ненадолго смолк, поглаживая заросший щетиной подбородок, и тут же продолжил:
– Все-таки Ян нам повезло быть вместе. Мы люди своего времени, заметь – перед тобой итальянец, всю жизнь проживший в Англии, американец, большую часть времени проводящий в нескончаемых поездках по миру, ну и наконец, турок с немецким паспортом. Неплохо, да?
Ян улыбнулся.
– Ну… компания мне по душе. А в паспорта я заглядывать не собираюсь.
– Верно, все верно, – застрекотал итальянец. – Я бы тоже не стал смотреть в эти документы. Это глупый официоз. А какие на них лица – вы заметили? Когда я открываю свой паспорт, на меня начинает таращиться какая-то физиономия, с выхолощенным лицом из какого-нибудь билдборда. Кто этот человек?! Я и не знаю.
– Это ты Энрике загнул, – подхватил кто-то, – нужно быть к себе снисходительней.
– Нет-нет, серьезно. И главное она – эта физиономия, всегда хитро так улыбается, будто знает, каким я буду лет этак через десять.
– Видимо, – весело захихикал Легли, – таким же, как с утра после прошлогодней рождественской вечеринки.
В небольшом помещении столовой раздался всеобщий смех.
– Это все треклятый бурбон, – улыбаясь, развел руками Энрико, – он явно был лишним.
– Ладно! – резко оборвал разговор Эрдеме. – Пора приступать к работе! Время…
– Вот так всегда, – Энрико хитро подмигнул Яну, – немцы хоть и турецкого происхождения невероятно педантичны и всегда помнят о времени.
Работа! Его бывалые товарищи прекрасно знали, чем, и как им предстоит заниматься. А Ян?! Стол, заваленный бумагами и всевозможным барахлом (который казалось сюда усердно слаживали целую неделю, скрупулезно готовясь к его приезду), представлял собой настоящие авгиевы конюшни, труд над которым был сродни подвигу. Но… отступать было уже поздно. Ян принялся за дело усердно. Так словно на дне этого сваленного в единую кучу хлама лежал приказ о его назначение на долгожданную должность в компании «Global Industry». Постепенно приближаясь к цели, он все больше и больше проникался ненавистью к этому самому Чарльзу, да так, что примерно к середине дня ему стало казаться, что физиономия этого молодого человека вызывает у него стойкое чувство ненависти. Продлись такие мучения немного дольше, и Ян, наверное, даже бы с удовольствием применил к нему грубую силу. Но все обошлось мирно. Мысленно конечно бедняга Чарльз был не раз отослан по самым разным адресатам, в пестрых гаммах которого Ян, как, оказалось, разбирался гораздо лучше, нежели в вопросах искусства, но для самого юноши сия кара прошла мимо, совершенно его не задев. Постепенно в мыслях и на рабочем столе воцарился долгожданный порядок. Ян взглянул на время. Долгая и изнурительная процедура, прокатившись по часам, замерла на цифрах – 12:30. Окружающее его пространство, словно вынесенное за пределы сознания, вновь вырисовывалось в знакомых лицах, напряженных от подготовки к какому-то процессу.
