В комнате было удивительно тихо и благословенно прохладно. Дая стояла у приоткрытого окна, глядя на безлюдные улицы. Поначалу она удивилась тому, что её наниматель оставил окно открытым, но это казалось странным лишь до тех пор, пока рабыня не выглянула наружу. Окно находилось так высоко, что вряд ли кто-то решился бы выбраться через него.
Тяжёлый взгляд странника исследовал её, заставляя чувствовать редкую для Даи неуверенность в себе. Она сделала глубокий вдох и медленно развернулась.
— Я не вправе снимать покрывало с лица, — сказала она. — В остальном я выполню любой ваш приказ, мой господин.
Последние слова ей самой показались разом и сладкими, и неправильными. К собственному удивлению Дая обнаружила, что видит отражение тех же чувств в глазах чужака. Дая помешкала, дожидаясь ответа, но, так и не получив его, принялась неторопливо распутывать шарф, скрывавший её волосы. Повернулась вокруг своей оси, изображая подобие медленного стриптиза.
Давен стоял возле двери. Тело его было напряжённым как струна. Он сам не мог решить, чего желает больше: взять эту невольницу прямо сейчас и только потом, насытившись, продолжить разговор, или заставить её показать лицо.
— Сними эту штуку к чёртовой матери, — после недолгих колебаний сказал он. — Я не хочу видеть её на тебе.
Дая послушно позволила вороху тряпок соскользнуть на пол, но последняя шаль по-прежнему скрывала её губы и нос. Однако теперь Давен мог видеть стройное тело, уже не юное и порядком исхудавшее, но всё ещё крепкое и гибкое, как виноградная лоза. Руки сами потянулись коснуться впалого живота и маленькой груди, приподнятой двумя полосками грубой ткани, которые перекрещивались у затылка. Проследить их кончиками пальцев, и снова спуститься, чтобы стиснуть мягкие холмики.
Подчиняясь порыву, Давен положил ладони невольнице на бока. Кожа той оказалась на ощупь неожиданно нежной и горячей. Давен склонился, целуя обнажённое плечо. С губ рабыни сорвался шумный вздох.
Давен прошёлся поцелуями к её шее, наслаждаясь каждым мгновением блаженства, которое дарило ему это тело. Невольница легко отзывалась на ласки, позволяя гладить себя, выгибаясь навстречу. Живот её подрагивал под ладонями Давена, пока те не спустились ниже. Одна ладонь воина прошлась ребром между бёдер, пробралась между ног – и с губ Даи сорвался новый вхдох.
Давен медленно поднял взгляд от плеч невольницы к её глазам, и собственная жажда в мгновение ока показалась ему неуместной и кощунственной.
— Прости… — прошептал он.
Зрачки рабыни слабо мерцали в полумраке янтарными искрами. За все годы странствий Давен ни разу не встречал подобных глаз. И волосы… волосы невольницы в свете луны отливали серебром. Совсем как волосы его принцессы.
— Я сказал: сними, — не узнавая собственного голоса, произнёс Давен.
— Мой господин…
Решив не тратить больше времени на уговоры, Давен рванул последнее покрывало с лица невольницы и отбросил прочь.
На мгновение он замер, вглядываясь в безупречное, как лик мраморной статуи, лицо. Точёный прямой нос, плотно сжатые тонкие губы и высокие скулы, едва прикрытые непослушными прядками волос.
Ноги подогнулись, и Давен упал на колени, вжимаясь в живот стоявшей перед ним девушки лицом. Ком подступил к горлу, и суровый воин с трудом подавил всхлип.
