– Ты давай, сядь и поешь, а я помою. Я часто заходила к Володе, хгде приберусь, хгде подмету, посуду помою. Полину жалко, ох как жалко-то… всё тебя дожидалась, вот ведь не верила, шо ты погибла. Надо же…материнское сердце чувствовало, наверное, – заплакав, рассказывала женщина и мыла посуду.
Анжела взяла тарелку и налила себе суп. Открыв пакет, она достала хлеб и порезала его.
– Вам налить, тётя Галя? – спросила Анжела с полными глазами слёз.
– Ну и налей, поем с тобой. Мой на работу ушёл. Сын с женой съехали от нас, так прямо вовремя квартиру они получили, как вовремя! Теперь шиш дали бы! Слышала, наверное, что происходит? Вот так и живём, – тараторила тётя Галя.
Анжела смотрела на неё, улыбаясь сквозь слёзы, понимая, как тосковала по дому, по тёте Гале, по отцу и матери, по этой домашней обстановке.
– Как вкусно, спасибо Вам, сто лет супа не ела, – сказала Анжела, с аппетитом отправляя в рот очередную ложку.
– А ты расскажи, как жила то на этом, как его…на острове необитаемом? Тяжело было? Шо только не говорили о тебе, батюшки! И дикари там были? Говорят, трое вас было, одного хищники сожрали, – спрашивала тётя Галя.
– Я всё расскажу, но не сейчас. Мне бы убраться в доме и приготовить отцу ужин, хочу вечером в больницу к нему поехать, – ответила Анжела, доев суп.
– Ну и ладно, потом, так потом. Пойду я, кастрюля пусть остаётся, там суп ишо остался, – вставая из-за стола, сказала тётя Галя, так и не поев своего супа.
Проводив её за дверь, Анжела принялась за уборку. Она везде прибралась, вытерла пыль и пол, перемыла посуду, сложила грязное бельё в ванной комнате. Вспомнив про деньги, подошла к старому комоду, она помнила, что мама прятала деньги в ящике, под постельным бельём. Открыв ящик, она приподняла чистое бельё, там лежали деньги, не много, но Анжела подумала, что на первое время, пока она найдёт работу, хватит.
– Боюсь, меня в моём положении и на работу не примут. Что же я делать буду? На пенсию отца жить? – подумала она, проходя наконец на кухню и вытаскивая из пакетов продукты.
– Боже мой…как неудобно…что же происходит? – подумала Анжела, вспомнив Владимира Владимировича.
Почистив картошку, она пожарила её с тушёнкой и закрыв крышку, убавила огонь.
– Стас…где же ты? – прошептала Анжела, роняя голову на руки.
Проснувшись утром, Стас потянулся, зевая. Потом быстро встал и пройдя на балкон, сделал несколько физических упражнений. На кухне Наталья Егоровна готовила для сына завтрак. Виталий Романович, сидя за столом, читал свежую газету.
– Доброе утро, родители. Пап, может сходим с тобой в паспортный стол? Мне бы паспорт скорее получить, – взяв с тарелки горячий оладушек, обжигая руки и кусая его, сказал Стас.
– Стас, сынок, садись за стол, поешь нормально. Тебе чай или кофе? – спросила Наталья Егоровна.
– Ммм…кофееее…мне кофе, пожалуйста. Я и вкус его забыл. Как же хорошо дома! Пап, ты говорил, что человека можно найти по справочному. Прошу тебя, помоги мне найти её, – сказал Стас, умоляюще посмотрев на отца.
– Кто же эта девушка, Стас? Она и правда так дорога тебе? – спросил Виталий Романович, откладывая газету.
– А ты как думаешь? В море, когда корабль пошёл ко дну, я тоже стал тонуть. Очнулся – на доске лежу, а Анжела мне массаж сердца делает. Пап, спасла она меня тогда. Потом, четыре года на острове…мы часто были на волосок от смерти, последнее, что страшное произошло – это волна, накрывшая остров. Тогда я точно думал, хана нам…если бы не она, не сидел бы я сейчас тут с вами. Я люблю её, папа, очень люблю, – с волнением говорил Стас, даже перестав есть.
