И в этот самый момент, словно вопль, исторгнутый из могучей глотки великана, грянул дождь. Он хлестнул землю точно всадник, уходящий от погони. Максим вскочил и выбежал на террасу. Отец что-то кричал ему вслед, но он уже не слышал. Дождь был везде. Казалось, он заполнил собой каждую малейшую, долю пространства. Он избивал крыши домов, гнул, яростно срывая листву, деревья, уничтожал воздух. Весь мир стал водой. Вселенная стала водой. Максим стал водой. Он вдруг почувствовал, как его забирает неведомая сила, и будто он сам эта сила и есть. Он как поток, низвергающийся с высоты, ринулся вниз и куда-то вдаль. Всё вдаль и вдаль… Меняясь сам и меняя всё вокруг. Он внезапно понял, что отныне всё будет иначе…
Максим сидел возле стойки бара небольшого уютного кафе, построенного в стиле Старого Века. Родители уехали вчера. Мама плакала, но потом сказала, что ничего, что ж теперь поделать, будем так, потихонечку… А Арина – очень хорошая девочка! И умница и собранная, и может даже и хорошо, что она рядом будет, раз Максим такой… непрактичный. После этих слов она ещё чуточку всплакнула. Но потом улыбнулась. Она не умела долго сокрушаться. Так уж она была генетически задумана своими родителями. Жизнерадостная, лучистая, добрая, светлая и лёгкая. Его мама. Молодец мама! Слово подобрала. Непрактичный. Могла бы просто сказать: бесхарактерный, безалаберный, несобранный… Максим тихо застонал. Что же делать? Он спрашивал и сам себе удивлялся. Ну что тут можно сделать?! Существует закон, давно заведённый порядок. Никто не смеет покушаться на порядок. Он слишком дорого им достался.
Тяжело скрипнула железными петлями входная дверь. Максим поднял голову и призывно махнул рукой. Он улыбнулся. Максим всегда улыбался, когда приходил он. Его друг. Ещё один. Не такой, как отец, но друг. Другой друг. Друга звали просто и незатейливо – Иаков. Его родители обожали христианскую Библию, которая, к счастью, сохранилась, и были без ума от Ветхого Завета. И от евреев. Пожалуй, это сказалось, когда они создавали своего сына, который, в данную минуту, заходил в кафе. Он пробирался между столиков навстречу Максиму и радовался. Иначе сказать было невозможно, стоило только взглянуть на него. Иаков не умел улыбаться. Его радость имела всего две меры: «просто хохотать» и «хохотать до слёз». Вот это самое «хохотать» и называлось улыбкой Иакова. Ну, чем не радостный человек? И – замечательный. Темноволосый, кудрявый, очень воспитанный, немного с хитрецой (а как же – евреи!), он был искренним и внимательным, вежливым и весёлым, умным и чутким. И преданным. Словом, друг. Иаков, улыбаясь в своей обычной манере, а именно хохоча, подошёл к Максиму и коротко пожал руку.
– Привет, дорогой!
Максим не знал, почему рядом с Иаковом всегда становилось легко. Или легче. Как сейчас. Наверно потому, что друг. Иаков устроился рядом с Максимом и тот предложил ему вина.
– Рассказывай!
Иаков вдруг сделался серьёзным. Это он тоже умел. Он же друг.
– У меня… проблема, – почему-то задумчиво произнёс Максим.
Он не знал, как правильно назвать то, что с ним случилось. Больше подходило слово «катастрофа». Но Максим постеснялся его применить. Как-то не по-мужски…
– И ты наверняка сам её себе устроил, – сказал Иаков.
Он всё знал. Друг не может не знать. И он говорил правду, Максим всё сделал сам. Друзья должны говорить правду.
