Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона - страница 2



) в Сент-Олбансе (Хартфордшир) у реки Вер, которое он любил больше всех остальных. Во время завоевания Британии римляне около 43 года н. э. основали на месте кельтского поселения Верламион город Веруламиум (Verulamium). По преданию, там умер мученической смертью св. Альбан, и с IX века город стал называться Сент-Олбанс.

В середине 1540-х годов Николас, благодаря своим связям, был принят в привилегированный круг персон, собиравшихся около двух последних детей Генриха VIII – будущих правителей Англии: Эдуарда (Edward VI; правл. 1547–1553) и Елизаветы (Elizabeth I; правл. 1558–1603). Круг этот включал в себя Екатерину Парр (Catherine Parr; с. 1512–1548), шестую и последнюю жену (1543–1547) Генриха VIII, лорда Джона Рассела (John Russell, 1st Earl of Bedford; c. 1485–1555) (далекого предка философа Бертрана Рассела), Уильяма Сесила (William Cecil, 1st Baron Burghley; 1520–1598), Кэтрин Уиллоуби (Catherine Willoughby; 1519–1580; в первом браке Duchess of Suffolk, по собственному праву – 12th Baroness Willoughby de Eresby), Роджера Эскема (Roger Ascham; 1515–1568), гуманиста, писателя и педагога, в 1548–1550 годах обучавшего латыни и греческому будущую королеву Елизавету I, сэра Энтони Кука (Sir Anthony Cooke; 1505–1576), ученого-гуманиста и политика, наставника Эдуарда VI, одна из пяти дочерей сэра Энтони, – Анна[22] – станет второй женой Николаса.

В 1545 году Н. Бэкон получил весьма доходную должность атторнея в недавно основанном королем Суде опеки и ливрей (Court of Wards and Liveries). В 1545 году он был избран в парламент, а в 1546 стал адвокатом в суде Королевской скамьи. В 1550 году его избрали бенчером (старшиной) в Грейс-Инн, а спустя два года он становится казначеем этой корпорации.

В период царствования католички Марии I Тюдор (Mary I Tudor; правл. 1553–1558), старшей дочери Генриха VIII от брака с Екатериной Арагонской, Н. Бэкону удалось сохранить свое место в Суде опеки и, несмотря на его протестантизм, избежать репрессий. Ему, правда, было запрещено покидать Англию (видимо, власти опасались, что он может завести на континенте связи с другими протестантами), но это ограничение не было для него обременительным.

В целом же Николас добился больших успехов как на юридическом, так и на политическом поприще, особенно после восшествия на престол Елизаветы I, при которой он стал лордом-хранителем печати (декабрь 1558), возможно, по ходатайству У. Сесила, а вскоре – членом Тайного совета и пэром Англии. С апреля 1559 года Николас официально выполнял обязанности лорда-канцлера Англии, оставаясь при этом в ранге лорда-хранителя[23]. В качестве лорда-канцлера он был обязан выступать в верхней палате от лица монарха с разъяснениями по поводу созыва парламента. Дело это было весьма ответственным.

Выразительную характеристику Н. Бэкону – политическому оратору дала О. В. Дмитриева:

«Как правило, в этом обстоятельном выступлении содержался всесторонний анализ текущей политической ситуации и обозначалась правительственная программа предстоящей законодательной деятельности. Среди разнообразных публичных церемоний, пожалуй, ни одна другая не предоставляла таких великолепных возможностей для пропаганды официальной политики и реализации репрезентационной стратегии государя. В то же время одна из главных целей, которую преследовало обращение к парламентариям, состояла в том, чтобы исторгнуть у них согласие на финансовую помощь короне в экстраординарных обстоятельствах, требовавших от нее непомерных расходов. Добиться, чтобы парламентарии согласились на „кровопускание“ их кошелькам, было непросто, это требовало непрестанных усилий членов Тайного совета на протяжении всей сессии, и все же их успех в немалой степени зависел от пропагандистского эффекта вступительной речи. В этих обстоятельствах никто не рассчитывал на лаконичность оратора, напротив, от него ожидали поистине цицероновского красноречия. Тексты вступительных речей, являвшие собой совершенные образцы елизаветинской политической прозы, выстраивались в соответствии с законами логики и классической риторики, исходившей из того, что оратор должен расположить к себе аудиторию, убедить и главное – побудить ее к действию. В то же время, как мы увидим, они были не лишены и влияния поэтики, апеллируя одновременно и к разуму, и к воображению, и к чувствам слушателей.