Помотав головой, Дорлан направился к входу в гостиницу.
Тяжелая и добротная дверь заведения была явно рассчитана на посетителей ростом пониже людей. Пришлось согнуться чуть ли не вдвое, чтобы проникнуть внутрь.
Прихожая комната гостиницы Кауры была на удивление уютной. Стены украшали разноцветные ковры с причудливой и искусной вышивкой, изображающей знаковые события истории верхоглядов, а также охоту на дракона и веселое застолье. В настенных канделябрах играло яркое пламя свечей. Две двери – такие же низкие, как и входная – были приоткрыты, и из-за них доносились голоса и явный запах жареного мяса. Массивный каменный стол в центре комнаты был завален кучей свитков и книг, а посреди стола красочно стояли большой откупоренный графин и недопитая склянка с прозрачной жизкостью.
Самого хозяина не было видно, зато возле одной из дверей проворно работала веником почти круглая по форме тела старая женщина-верхоглядка. Она неодобрительно поглядывала на вошедшего здоровяка (что был вдвое выше ее), но не проявляла желания приветствовать его.
Дорлан заговорил первый.
– Здравствуй, тетушка. Не скажешь ли, где сейчас господин Каура?
– Нет у нас свободных комнат, – угрюмым и почти мужским голосом ответила уборщица, не переставая подметать пол.
– Мне нужно потолковать с хозяином. Я не ночевать пришел, у меня другое дело.
– Что такое? – старуха сразу выпрямилась и взглянула на Дорлана со всей внимательностью.
– Дело… – повторил он, держась в образе простачка. – Купить кое-что хочу…
Верхоглядиха понимающе кивнула.
– А, ясно. Все то же? Мечтаешь выпустить кому-то кишки… но только, чтобы это было во сне, да? Чтоб тебе ничего за это не было?
Дорлан ухмыльнулся так глупо, как смог.
– Во сне все можно… А люди говорят, у Кауры дурман самый лучший.
Уборщица отставила веник в сторону.
– Ладно. Стой здесь, парень. Я позову его.
Она скрылась за дверью, из-за которой доносился мясной запах. Похоже, сам Каура сейчас занимался любимым делом верхоглядов – подсчитыванием доходов во время обильного ужина.
Дорлан остался в комнате один. Он, конечно, не имел никакого желания покупать красный дурман, не говоря уже о том, чтобы принимать его внутрь. Вещество, содержащееся в этой плесени, высвобождало в мозгу человека самые злобные, порочные и кровавые помыслы. Принявший красный дурман на несколько часов погружался в круговорот кошмаров, убийств, изнасилований, звериного буйства и прочих сцен в таком же духе, где он был главным палачом. Все это происходило в воображении, в то время, как сам любитель зелья пребывал в беспомощном параличе.
Пристрастие к красному дурману считалось чуть ли не крайней степенью извращения… – даже в таком сравнительно безнравственном месте, как Торр.
Дорлан не уставал удивляться противоречивому образу своего преследователя. Воин, сыщик – и в то же время нюхатель плесени. Может быть, это урод, вынужденный прятать шрамы или врожденные дефекты под маской? Неприятие обществом и обида могли породить в нем желание мести – отсюда страсть к кровавым сновидениям…
– Вряд ли он военный агент… – пробормотал маг про себя. – Все это донельзя подозрительно.
В этот миг снова скрипнула дверь – но не та, за которой скрылась верхоглядиха, а входная, та, к которой Дорлан стоял спиной.
– Ка… Каура. Где Каура? – прозвучал странный хриплый голос.
Медленно, Дорлан обернулся.
На пороге стояла низкорослый человек, одетый в черную кожаную куртку. Вся его фигура была какой-то неестественно кривой, словно и руки и ноги были сломаны во многих местах, а потом неправильно срослись. На поясе незнакомца висели короткие изогнутые ножны.
