– Болит? – снова посочувствовал я ему.
– Дергает.
– Придется потерпеть, – вздохнул я, – как там Устав говорит? Солдат должен стойко переносить тяготы и лишения воинской службы.
Моржовый поморщился.
– Я не солдат, я прапорщик.
Я немного помолчал и высказал новое предположение:
– Это потому, Моржовый, что ты с кровати вчера вставал.
Впрочем, и эти мои слова не успокоили страдальца. С кровати прапорщик вчера действительно поднимался и даже умудрился проскакать по коридору из одного конца коридора в другой, вот только едва ли это могло стать причиной опухоли. Он же загипсованной ногой по стенам не бил и в футбол ею не играл.
На всякий случай я взял полотенце и потер им по почерневшим моржовским пальцам.
– Слышь, прапорщик, а ты ноги мыть пробовал? Может это тебе портянки так натерли?
Моржовый коротко ругнулся:
– Да какие, к чертям, портянки? Я же в гипсе.
А ведь еще вчера все шло хорошо. Единственная неприятность, которая произошла у нас прошлым вечером, заключалась в том, что фельдшер, ушедший в город за пивом, нас все-таки надул. Через окно я видел, как двое солдат заносили его обратно в лазарет, но никакого пива при нем не было.
Зато после этого события начали понемногу входить в позитивное русло. Сначала Моржовый, который тоже наблюдал за бесславным возвращением фельдшера, немного расстроился.
– Вот урод! Надо было самому за пивом сходить, – огорчился он и в его голосе явственно слышались нотки укоризны, причем, не только в адрес фельдшера.
Как не крути, но среди обитателей нашей палаты я был единственным, кто мог передвигаться на двух ногах без костылей. Контузия моя была, конечно же, штукой неприятной, но ходьбе за пивом особенно не мешала. Поэтому я чувствовал некоторую неловкость за то, что так подвел своего товарища, доверив столь ответственное дело пьяному фельдшеру.
– А может спирта у Столбунова попросим? – пришла мне в голову здравая мысль. Не то чтобы я был любителем этого медицинского напитка, скорее мне просто хотелось как-нибудь загладить свою вину. Ну, и выпить, конечно же, тоже не мешало.
– Не даст, – без особого энтузиазма откликнулся на мое предложение прапорщик. – Я ему еще с прошлого раза литровую задолжал.
– Ну так это же ты задолжал, а не я.
– Все равно не даст, – Моржовый вздохнул.
Мне почему-то казалось, что у Столбунова не было никаких причин отказывать мне, и хотя доктор в полку слыл человеком прижимистым, я справедливо рассудил, что уж грамм по двести казенного спирта он мог бы выдать нам безболезненно. В самом деле, если спирт в лазарете предназначен для медицинских целей, то есть для непосредственного лечения пациентов, то почему бы доктору и не налить своим пациентам хотя бы по стопочке?
Когда я постучал в кабинет Столбунова, на дворе уже темнело, а доктор сидел за столом рядом с большой стеклянной бутылкой и в глазах его читалась не совсем понятная грусть. Он задумчиво посмотрел на меня, и даже не поинтересовавшись, зачем, собственно, я заглянул в его кабинет в столь поздний час, печально спросил:
– Вот скажи мне, Вистовский, тебе жена изменяет?
– Нет, – на голубом глазу соврал я, хотя никакой жены на тот момент у меня не было.
– А я вот думаю, что моя мне изменяет.
Он равнодушно плеснул в кружку спирта и толкнул ее в мою сторону.
– Пей…
Отказывать доктору было как-то неловко, тем более, что я за этим и шел.
– А закусить есть?
Столбунов порылся в аптечке и молча выставил на стол банку армейской тушенки. Вечер обещал получиться на славу.
