А на острове в это время события развивались совсем иначе, не так, как кому-то хотелось. Секса у Серого не получилось, даже с девами из общаги, а вот экстрима – полная жопа, особенно, когда в неё шмаляют из двенадцатого калибра. Но все по порядку! Оказывается, как только мы с Серым отчалили с острова, длинные языки, которые до тех пор были на привязи, вдруг развязались, и всем всё стало известно, даже тем, кто давно знал об этом. Вот уж бабье потешилось, отвело душу, всем досталось, а нам с Серегой особенно. Возникали даже стихийные митинги, где сплетницы клеймили позором всех и вся, забывая о собственных грешках и не видя бревна в собственном глазу. Даже наш друг, покровитель и собутыльник, баба Даша не смогла усмирить разъяренных и оскорбленных мужей и их обиженных мегер, потому что до них мы не успели добраться. Вот они-то сейчас и брызгают слюной, купаясь в собственной непогрешимости, порядочности и добродетели.
Вот в такое горячее, почти революционное время Серый, как Ленин в Питер, прибывает инкогнито на остров, где происходит мятеж. Сразу осознав своё незавидное положение, поняв, что в Эдеме он сейчас персона «нон грата», Серый ударяется в бега, но поскольку катер уже ушёл, а бежать на острове более некуда, он рвёт когти на вершину горы, откуда, дело прошлое, обзор местности и преследующего его противника лучше. Подымаясь по склону, Серый оглядывается, смотрит вниз на посёлок и замечает человека, крадущегося за ним, за спиной у того болтается ствол. Это Чингачгук «Большой Рог» из племени рогоносцев, он встал на тропу войны, чтобы кровью смыть позор, пьяным бременем легший на его рога. Двое суток Серый передвигался ползком и перебежками, уворачиваясь от хлеставшей по нему дроби. На третью ночь «Казанова» умыкнул лодку, на веслах добрался до материкового берега, потом пешком до Колымской трассы между жирующими на горбуше медведями по речушке Оксе, откуда на попутках и добрался до Армани.
После вынужденного поста в виде ягод да орехов, кедрового стланика, Серый отъедается и зализывает душевные и физические раны. Поплакавшись в мою жилетку и немного оклемавшись, он рулит к Оленьке, горя желанием заглянуть в её синие, как глубокие озёра, глаза, но она уже с другим наставила рога и ему, и в который раз своему баянисту, мужу. Се ля ви! И тут облом.
Во всей этой любовной истории моей вины, думаю, нет. Просто не нужно было мне раньше рассказывать ему о прелестях Манефы, а Серому воспевать мне Ольгины бездонные глаза и всё остальное, что оказалось у неё действительно ещё ЛУЧШЕГО КАЧЕСТВА И КРАСОТЫ. А впрочем, чем только друг не поделится, ведь так?
Вскоре мы получаем расчет, маленько гудим в Магадане и летим в Синегорье в поисках приключений, впечатлений и новых знакомств. Я мог бы продолжить «Сагу» о Сером, еще ведь многое не сказано. Возможно, в дальнейшем я так и сделаю.
Три километра до «материка» по морю, нас доставили на баркасе, а потом мы потопали вдоль нерестовой речушки Оксы до Колымской трассы, в надежде на попутку до Армани. На тропинке, у реки спугнули двух медведей. Мы им были не нужны, они нам тоже, разбежались мирно.
Поймав попутку, добрались до Армани, устроились в небольшой гостинице, сходили в контору, подали заявление об увольнении и в ожидании расчета занялись пьянством и рыбалкой. Омрачать нашу молодую жизнь мыслями о том, как жить дальше, мы не стали. Каждый день брали в лавке винца аль водочки и уходили на устье реки Армань. Кета всё ещё шла на нерест, так что с рыбой проблем не было. В кустах, в небольшой пещерке у нас находились припасы: котелок, топорик, лук, пряности, ну и, конечно же, стаканы. На берегу речушки благодать: тепло, ветра нет, солнышко, как бы зная, что скоро скроется надолго, старается во всю. По воде, по мелким волнам бегают солнечные зайцы, слепя глаза. Идет отлив, рыбы уже не так много, как в начале нереста, но все равно то и дело в воде мелькают плавники, а в устье – нерпы, крутя водовороты, ловят и жрут лосося, заставляя его выпрыгивать из воды. Отправляю Серого собирать по берегу сушняк для костра, сам, размотав снасть. занимаюсь рыбалкой. Пока я поймал тройником пару горбуш, Серега уже разжег костерок, чтобы он прогорал. Нам нужен жар и угли, а не пламя до небес.
